Майк Науменко. Бегство из зоопарка

На этом приключения не закончились. По дороге домой часть компании стихийно отвалилась — Иша, Люда, Панкер, Паша и Наташа Крусановы решили «продолжить банкет» на знаменитой лужайке у Смольного — в том самом месте, где записывался альбом «Все братья-сестры». Импровизированный пикник незаметно трансформировался в грандиозную пьянку. Из отрывочных воспоминаний удалось выяснить, что Крусанова потеряла обручальное кольцо, а Иша одарил своей обувью беглого пациента психиатрической клиники. Неудивительно, что спустя пару часов друзья обнаружили себя в отделении милиции на Невском проспекте, где Паше Крусанову ненавязчиво предложили посотрудничать с Комитетом государственной безопасности. Но, слава Богу, обошлось…

Примечательно, что незадолго до рождения Женьки Наташа нарисовала портрет лидера T. Rex, который повесила на стену. Она никак не могла забыть внутрисемейных баталий, приуроченных к неистребимому желанию Майка назвать ребенка именем Марк. Хорошо, что мудрые друзья вроде Файнштейна успели отговорить молодого отца от экспериментов на ниве интернациональной эстетики. М-да…

«Постер Болана на оранжевом фоне появился после того, как мы начали обживать комнату в коммуналке, — рассказывала впоследствии Наташа. — Легкий наклон кудрявой головы, живой, „следящий“ взгляд. На стене то и дело менялись фотографии разных групп, но Марк в апельсиновом свитерке был всегда. Посматривая с портрета то лукаво, то весело, то строго, реагируя на разговоры и события, происходящие в нашем „пенале“, он стал безмолвным собеседником, к которому иногда хотелось обратиться: „Не правда ли, дорогой Марк?“ Ведь музыка T. Rex звучала в доме постоянно, хотя, разумеется, слушали мы и многое другое».

После выписки из роддома в жизни молодой семьи наступили трудовые будни. Прожив несколько дней с грудным ребенком в коммуналке без горячей воды и телефона, Наташа поняла, что нужно что-то менять. Она видела, что Майк относится к маленькому существу с радостью и уважением, но совершенно не понимает, что именно с ним делать. Бороться с этим непониманием было бесполезно, и повлиять на ситуацию можно было единственным способом. Наташа вздохнула, собрала вещи и на несколько месяцев уехала с сыном на родину в Вологодскую область, где бабушка с дедушкой окружили внука теплом, заботой и лаской.

Майк в это время пытался «делать дела», сильно скучал по Наташе и часто писал ей нежные письма.

Письмо Майка Наташе

«Свин уехал в Прибалтику пить пиво, — вел репортаж из северной столицы молодой отец. — Можно подумать, что здесь его мало. Но это не так. Здесь мало „Беломора“. Погоды у нас стоят мрачные и своим стоянием давят на психику, вызывая константный даун… Такое состояние атмосферы нагнетает чрезвычайную тоску, причем, не только на меня, а почти на всех. Ничего делать не хочется, руки опускаются. Всю субботу и воскресенье сидел в кресле, смотрел TV, читал что-то, на гитаре тренькал, чаи гонял. Странно сидеть одному в квартире. Жена, думаю, пробежала бы, что ли, мимо, штрих бы, что ли, заорал. Странно…»

Кое-что из реальных событий туда не попало — исключительно по эстетическим соображениям.

«В августе мы всей компанией зависли в квартире у Майка на Варшавской, — вспоминала Люда Петровская. — Его родители были на даче, а Наташа с Женей — в Желябово. Мы быстро уничтожили все запасы настоек в огромных бутылях у Василия Григорьевича и сожрали всю пищу, словно саранча. Очень хотелось кушать, а денег ни у кого не было. Тогда мы поперлись в магазин, где я украла несколько пакетов вермишелевого супа. Очень неуютное это дело — красть. Больше я так никогда не делала».

Когда голод брал верх над делами, Майк помогал Дюше Романову продавать арбузы. Параллельно искал новую работу и готовился к выступлению «Зоопарка» в только что образовавшемся ленинградском рок-клубе.

Клуб находился в Доме народного творчества, расположенном на улице Рубинштейна, в доме номер тринадцать. Это было сакральное место — там размещалась первая в стране организация, позволявшая в эпоху брежневской оттепели играть легальные концерты — преимущественно для членов рок-клуба и их друзей. Со стороны это был компромиссный выход из тупиковой ситуации, но на самом деле многое здесь напоминало резервацию. Тексты песен подвергались цензуре, однако остроумие и находчивость музыкантов иногда позволяли «протаскивать» очевидную антисоветчину под видом «пародии на западные рок-группы» и «критики буржуазного образа жизни».