Майк Науменко. Бегство из зоопарка

«Вдруг я заметила в руках у Вовы Липницкого нож, — рассказывала мне Наташа Науменко. — Майк спокойно подошел к Володе вплотную и стал тихо говорить что-то вроде: „Старичок, ну, успокойся, все хорошо… Дай мне нож! Что же ты так в него вцепился? Непременно надо кого-нибудь потыкать? Ну, порежь меня“. Майк расстегнул рубашку, а я руками зажала себе рот. Володя слегка оцепенел, нож скользнул по коже, немного порезав ее. В итоге, резко протрезвев, он куда-то убежал. Все гости подскочили к Майку и стали хлопать его по плечу, обнимать и благодарить. Да уж, хорошая у Цоя свадьба получилась, правильная…»

Несмотря на официальную работу, основным источником доходов у Майка с Виктором по-прежнему оставались квартирники. После летнего концерта в общежитии политехнического института музыкантов ждало несколько выступлений в Москве. Их организовали Илья Смирнов и начинающий промоутер Олег Коврига.

«Возможность провести дома концерт была подарком от мамы мне на день рождения, — признавался впоследствии Коврига. — При этом сама мама тактично ушла… К Вите Цою мы относились спокойно, но Майк в нашей компании был практически национальным героем. И я ужасно нервничал, боясь опозориться перед певцом. Опасаясь, что народу будет мало — и мы не сможем собрать пятьдесят рублей, которые обещали ребятам, — я позвал всех приятелей и знакомых приятелей. В результате ко мне на квартиру явилось около семидесяти человек».

После успешного концерта счастливый Коврига заперся с музыкантами в ванной комнате — с целью выплаты гонорара в строго интимной обстановке. Успех вскружил негоциантам головы, и было решено повторить мероприятие на следующий день — дома у приятеля Ковриги Шурика Несмелова.

Олег Коврига

Фото из архива Олега Ковриги

«Поскольку времени на рекламу не было, мы попробовали снизить ставку с пятидесяти до сорока рублей, — вспоминал Олег. — Витя сказал: „Ну, ладно…“ Но Майк насупился и твердо произнес: „Нет! Мы же все-таки артисты…“ Почему-то этот довод всем нам показался очень весомым — и мы дружно закивали: „Да, да, конечно, артисты… Давайте тогда снова по пятьдесят рублей“. У Шурки, естественно, народу уже было меньше. Выпивали тихо, без особого шума — и в этой камерной обстановке Майк выглядел более уверенно, чем у меня дома. По крайней мере, мне так показалось…»

Венцом этого акустического тура стала авантюрная поездка в Киев, состоявшаяся вскоре после выступления в Москве. Майк нежно относился к Украине еще со времен юношеских побегов и поездок автостопом во Львов. На этот раз мероприятие устраивал брат одного из организаторов концерта в ДК «Москворечье», преподаватель философии Киевского политехнического института Андрей Кучеренко. На одном из ленинградских рок-фестивалей он познакомился с Науменко и Цоем и договорился с ними о выступлении в столице Украины.

«Мой брат в свое время женился в Киеве, а всего у него было четыре брака, — рассказывал активист Клуба имени Рокуэлла Кента Михаил Кучеренко. — Первые три свадьбы случились в столице Украины, а четвертый брак произошел в Москве. Поскольку Андрей по профессии — социолог, одна из киевских жен устроила его работать в Республиканский комитет комсомола, чтобы проводить там социологические исследования. Затем он преподавал философию, но при этом тяготел к авантюрным ситуациям и мечтал организовывать концерты».

Неизвестно, осознавал ли Андрей Кучеренко все риски этой затеи, но события приняли неожиданный оборот. В самый разгар концерта в квартиру его подруги внезапно ворвался милицейский патруль, и молодой майор грозно зарычал на испуганных слушателей: «Всем оставаться на местах! Науменко и Цой — на выход!»

Концерт оказался сорван, и уже через полчаса музыканты писали объяснительные записки в помещении Московского РОВД города Киева. Им инкриминировались незаконное частное предпринимательство, коммерческое посредничество и нарушение сразу нескольких статей Уголовного кодекса СССР. Майк, имевший опыт общения с подпольными рок-менеджерами, выбрал единственно правильную тактику поведения и все категорически отрицал. Неискушенный Цой быстро сломался и подписал признание, что брал у организаторов деньги за проезд.

«У Майка всегда была мощная культурная защита, — комментировал позднее эту скользкую ситуацию Анатолий „Родион“ Заверняев. — Мы, как пел Гребенщиков, „выросли в поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз“. Так оно на самом деле и было».

В архивах ленинградского рок-клуба сохранился текст объяснительной записки Майка, и вот один из его фрагментов: