Даже в те ранние свои годы Фальк верой и правдой служил своим клиентам. Однажды ему довелось представлять интересы молодого баскетболиста Рода Гриффита, завербованного в «Денвер». В ту осень как раз стало очевидно, что способности этого игрока весьма средние, и руководство клуба решило с ним расстаться. Фальк регулярно названивал Донни Уолшу, генеральному менеджеру «Денвера», пытаясь защитить интересы своего подопечного, и вот как раз в тот день, когда руководители клуба приняли роковое для Гриффита решение, Фальк (в этом есть что-то мистическое) появился на тренировочной базе «Денвера». «Я был поражен, — вспоминал Уолш, — ведь коммерческих рейсов из Вашингтона на базу Военно-воздушной академии, где мы тренируемся, не существует. Как он сюда добрался, ума не приложу. Однако его преданность своему клиенту мы по достоинству оценили и отложили расставание с Гриффитом на какое-то время».
Фальк производил впечатление человека крайне нервного, вечно возбужденного. Он обладал чрезвычайно живым умом, быстро думал, быстро говорил, все схватывал на лету. Слова и мысли рвались из него, как шрапнель. Может быть, он говорил так быстро из-за боязни, что кто-нибудь другой выскажет ту же мысль раньше него. По мере того как рос его вес и авторитет в баскетбольном мире, он все чаще давал всем понять, что его время стоит очень дорого. Дороже, чем чье-либо еще, за исключением самого Майкла Джордана. Как считал один из генеральных менеджеров НБА, вести переговоры с Фальком все равно что бороться с осьминогом: столько встречных молниеносных движений и такая напористость. А вот его слова: «Фальк кричит, угрожает, затем обещает. Если вы не соглашаетесь на его условия, все кончено. Ваша команда будет постоянно проигрывать, а вас уволят за недальновидность. Но если вы поступите так, как требует Фальк, вы, возможно, станете первым, кто приобретет нового Майкла Джордана».
В любом конфликте (а Дэвид Фальк постоянно ввязывался в конфликты) игроки, чьи интересы он представлял, всегда были правы, а их и его оппоненты, разумеется, не правы. А если уж дело доходило до судебных процессов, противников Фалька ждала жалкая участь побежденных.
Многие владельцы и генеральные менеджеры клубов откровенно недолюбливали Фалька, но предпочитали скрывать свои эмоции. Лучше было идти ему навстречу — иначе новая суперзвезда клуба, предположим центровой, мог счесть себя обиженным контрактом «всего лишь» в 18 миллионов долларов в год и попытаться искать новую землю обетованную.
Генеральные менеджеры порой удивлялись: где же пределы возможностей Дэвида Фалька и в чем же корень его прихотей и чудачеств? Когда баскетбольная звезда выражала недовольство, то как это оценивать — как недовольство самой звезды или все же Фалька? А что Фальк делал в январе и феврале — поехал загорать в Майами вместо того чтобы посетить Миннеаполис и Ванкувер? А вдруг он переманит игроков. Может, в каком-то из городов у него есть любимый стареющий баскетболист, которому нужна поддержка со стороны молодого партнера? В общем, действия Фалька порождали множество вопросов. Единственное, что было несомненным, так это то, что во время своих бесчисленных перелетов из город в город он всегда заказывал самые лучшие места в самолетах.
Майкл Джордан и Дэвид Фальк очень многое сделали друг для друга, и оба извлекли из этого немалую выгоду. Конечно, Майкл сам по себе был непревзойденным спортсменом, но и Дэвид революционизировал создание имиджа игрока как коммерческой суперзвезды — создание своего роды иконы. До того как Фальк совершил первую удачную сделку для Майкла Джордана, огромные деньги от рекламы спортивной обуви текли в карманы теннисистов: Артура Эша, Джимми Коннорса и Джона Макинроя. Баскетболисты же довольствовались малым. Но сделка с Джорданом изменила ситуацию: оказалось, что баскетболист тоже может быть звездой.
Фальк с самого начала понял, что Майкл Джордан — фигура необычная, что масштаб его личности шире границ спорта и что в нем есть харизматичность, на которую купятся обыватели. Благодаря этому Майкл вполне мог занять место в одном ряду с Мохаммедом Али и Артуром Эшем — спортсменами, которых больше почитали не в самих Соединенных Штатах, а в других странах.