Майлз Уоллингфорд

Мы с Марблом не привыкли отчаиваться. Если бы даже мой помощник очутился на доске посреди Атлантического океана, я уверен, он бы и тогда принялся наскоро сооружать аварийную мачту, отщепив кусок от корпуса своего «судна» и растянув на нем рубашку вместо паруса. Я никогда не встречал такого прирожденного моряка, как Марбл; когда одно средство оказывалось негодным, он неизменно принимался искать новое. Однако мы не могли понять, стоит ли нам употреблять усилия, чтобы избавиться от фок-мачты. Если не считать повреждений, которые она произвела на баке, она все-таки была нужна нам; благодаря ей нос судна держался против ветра, и оно не испытывало такой сильной качки, что было существенно для нас, находившихся на палубе. Оттого, что на корме мачты остались, а передние рухнули, корму стало клонить под ветер, а благодаря тому, что сломанная фок-мачта образовала в воде опору, нос больше не уваливался, и мы шли гораздо ближе к ветру, чем обычно делают суда, лежащие в дрейфе. Правда, наружный конец упавших мачт повело под ветер, и, действуя подобно длинному рычагу, они постепенно толкали сломанный конец фок-мачты поперек бака, круша и ломая все, что было на планшире, и грозя снести нижнюю часть грота-штага. Из-за этого желательно было избавиться от обломка мачты, однако, оказавшись за бортом, его конец мог ударить в днище судна. Между тем, приняв во внимание все обстоятельства, мы решились отсечь сколько возможно такелажа и, если получится, дать обрубленным обломкам уплыть подальше от нас.

Работа предстояла тяжелая. В такую погоду было нелегко удержаться на ногах даже на палубе «Рассвета», а стоять на баке было еще труднее, ибо не за что было ухватиться. Но мы не сдавались, и за полчаса нам удалось очистить судно от большей части уже ненужного такелажа. Сама погода вселяла в нас надежду — шторм ослабел и обещал утихнуть совсем. Судно, казалось, стало немного легче, и мы передвигались по палубе более уверенно, не слишком опасаясь, что нас смоет накатившей волной. Спустя некоторое время мы немного подкрепились, уничтожив остатки предыдущей трапезы, и немного утешились рюмкой-другой хорошего хереса. Есть много пользы в воздержании от спиртного, но в иные моменты ничто не может заменить рюмку хорошего вина. Потом мы снова энергично принялись за работу. Нужно было совсем немного усилий, чтобы сбросить за борт обломки рангоута на корме, и, взобравшись с топориком на марс, я осмотрелся, обрубил пару вант и штагов; тут судно тяжело накренилось под ветер и все обрубленные мной обломки плавно рухнули в море. Это было просто спасение, ибо, если бы мачты и дальше так метались по палубе, то нашей жизни угрожала бы опасность. Потом мы в последний раз принялись за обломки на носу, не сомневаясь, что выбросим их за борт, если нам удастся разрубить переплетение нескольких крупных снастей. Особое беспокойство нам Доставляли подветренные ванты, так как мы не могли добраться до них изнутри; фор-руслени почти все время были под водой, а прилегающие фальшборты унесло. Невозможно было даже находиться там столько, сколько требовалось, чтобы убрать или обрубить все талрепы.

Марбл всегда отличался находчивостью в работе на реях: увидев хорошую опору около топа, он без лишних слов схватил топор и буквально взлетел на мачту, где стал обрубать огоны снастей. Вскоре он справился с этой работой, но тут конец фок-мачты, уносимый волной, соскользнул с бака в море, практически очистив судно от обломков и при этом увлекая за собой Марбла. Я сказал «практически», ибо фор-марса-брас с подветренного борта все еще был прочно закреплен на судне по какой-то оплошности — наше внимание было направлено на более мелкие снасти. Вся масса обломков медленно завертелась вокруг судна, удерживаемая одним этим канатом.

Как неожиданно и страшно все переменилось! Я знал, что мой помощник сделает все, что может предпринять человек в его положении, но какой человек мог бы проплыть в столь бурном море даже то короткое расстояние, которое разделяло обломки мачт и судно? Из массы обломков ближе всего к судну находился конец марса-рея, к которому вел брас (другой конец снасти вел к марсу), и он поднимался из воды благодаря натяжению браса сразу на несколько фатомов, отчего Марблу было чрезвычайно нелегко дотянуться до каната, с помощью которого, как я видел, несмотря на все трудности, он надеялся добраться до судна. Я слышал его голос с подветренной стороны: вой ветра и рокот волн существенно спали за последние несколько часов. Я прокричал Марблу, что собираюсь предпринять.

— Я здесь стравлю брас, — кричал я, — а ты лови, тогда будешь спасен!