Майн Рид: жил отважный капитан

«13 сентября 1847 года — в день, когда начался штурм Чапультепека, я командовал ротой гренадер из своего собственного 2-го полка нью-йоркских добровольцев и временно подчиненного мне отряда морской пехоты. Мы были боевым охранением артиллерийской батареи, позицию для которой мы же выстроили в ночь на 11 сентября на северо-востоке от замка. Мы находились в тысяче ярдов (примерно в 900 метрах. — А. Т.) непосредственно напротив главных ворот в крепость и целый день их обстреливали. Первый штурм был назначен на утро тринадцатого, штурмовая группа — отряд из пятисот человек — между собой мы называли его «отряд обреченных» — состоял целиком из добровольцев, решивших принять участие в этом опасном деле. Там были представители всех родов войск; командовал ими пехотный капитан, еще одним офицером был лейтенант из числа пенсильванских добровольцев.

На рассвете три дивизии — Уорта, Пиллоу и Квитмана — приблизились к Чапультепеку; наши стрелки занимали передовые посты мексиканцев, вытесняя противника; часть неприятельских солдат вошла в замок, часть, обогнув его, двинулась по направлению к Мехико.

Теперь можно было надеяться, что штурмовая группа справится с делом, на которое вызвалась добровольно. Батарея наша теперь вынужденно молчала, и мы трое — капитан Хагер, лейтенант Хэгни и я вместе с группой офицеров и инженеров — стояли около нее и наблюдали за атакой; облака дыма от мушкетов и ружей показывали то место, докуда они добрались. Мы наблюдали с тревогой; едва ли стоить говорить, что она сменилась дурным предчувствием, когда на полпути что-то остановило наше продвижение вперед. Я знал, что если Чапультепек не будет взят, то невозможен будет и захват столицы, а если мы не сделаем этого, едва ли кому-нибудь из нас удастся покинуть долину Мехико.

Нерешительные действия Уорта возле укреплений Молино дель Рей — если называть вещи своими именами — наше первое отступление за время всей кампании, серьезно деморализовали наших людей и воодушевили мексиканцев, вдохнув в них мужество, которого они не испытывали прежде. Здесь против нас было тридцать тысяч солдат, а у нас только шесть тысяч — то есть соотношение составляло пять к одному, не говоря о многочисленных партизанах, действовавших против нас в сельской местности и в городах. Более того, нам было известно, что генерал Альварес со своими индейцами зашел к нам в тыл и захватил перевалы, поэтому отступление к Пуэбло было для нас невозможно. В этом убежден был не только я, но и всякий разумный офицер в нашей армии; те двое, что стояли рядом со мной, были уверены в этом так же, как и я. Эта убежденность, а также то, что атака наша может вот-вот захлебнуться, заставили меня принять участие в штурме. Но, поскольку старшим по званию был командир батареи, я сначала должен был получить его разрешение: я был назначен охранять его батарею, но сейчас в том нужды не было. Я немедленно получил его дозволение, которое он сопроводил словами: «Идите, и пусть Господь будет за вас!»

Мексиканский флаг по-прежнему триумфально реял над укреплениями замка, а линия наших атакующих войск не продвинулась вперед ни на дюйм; никаких изменений не случилось и к тому времени, когда я со своими добровольцами и морскими пехотинцами короткими перебежками добрался до остановившихся атакующих, которые неровной линией залегли у подножия холма. Почему они остановились, тогда нам не было известно, но позднее я слышал, что причиной тому стали неисправные штурмовые лестницы. Я не стал останавливаться, чтобы понять, в чем дело, но, миновав залегшую цепь, вместе со своими храбрецами начал подниматься по склону. Подле самой вершины я увидел тела наших солдат: некоторые из них были в серой форме добровольцев, другие одеты в мундиры 9, 14 и 15-го пехотных полков. Они входили в авангард наших атакующих войск — расчищали дорогу — и намного опередили «отряд обреченных». Впереди находилось самое опасное место — слегка наклонная в нашу сторону ровная площадка шириной примерно в сорок ярдов (примерно в 35 метров. — А. Т.) — она отделяла нас от стен замка, — короче говоря, гласис (то есть передний скат бруствера фортификационного сооружения. — А. Т.). С парапета ее обстреливали сразу три орудия; они осыпали ее картечью так быстро, как только успевали перезарядить пушки. Казалось, не было ни малейшего шанса миновать ее, не попав под смертоносный град. Но и оставаться на месте тоже смертельно опасно — помнится, подумал я в тот момент.

Достигнув этого места, я на мгновение остановился и, чтобы меня было слышно, повернулся к солдатам и произнес (слова эти помнятся мне сейчас так ясно, будто произнесены они были вчера):

— Солдаты, если мы не возьмем Чапультепек, американская армия погибла! Лезем на стены…

Какой-то голос ответил:

— Мы пойдем, если нас поведут.

Другой добавил:

— Да, мы готовы!