In progress...
80. Самообман провоцирует тебя. Инициирует недопонимания, потоки
рефлексии и компромиссы. Необратимость поступков вынуждает тебя
принять как факт неизбежность всех событий, что произойдут. Они
обязательно произойдут, заставив тебя жалеть о чём-то. Ты возьмёшь океаны
слов назад, пытаясь заслужить прощения. Придумаешь мириады оправданий
и миллиарды причин тому, что сделаешь. Найдёшь все слабые места в своём
теле и станешь давить туда, пока кто-нибудь тебя не остановит. С
приближением катастрофы хаос станет упорядоченным, флуктуация
обнаружит себя "как раз к месту", и тогда система выйдет на новый уровень
самоорганизации, но части её вновь распадутся по направлениям, будто
имитируя неминуемый беспорядок в более гротескной и зависимой форме.
Иди нахуй, Гейзенберг. И ты, Эверетт. Сейчас мы найдём все электроны на
своих местах.
81. Это не значит, что мы в сговоре с Сёрлом. Джон - тот ещё старый
обмудок.
Понедельники превратились в среды, пятницы - в субботы. Как ни назови
своё состояние, какую переменную ему ни присвой, мир продолжает
держаться на трёх китах: голод, секс и наркотики. Пространство сжимается, унифицируется, подгоняется под стандарты. "Икея" консолидирует отправки
целыми городами, и не разберёшь, где ты проснулся: Огайо, Штутгарт, Осло
или Милан. Ахроматическая палитра, дешёвые и аккуратные формы,
однообразные спальни с такими же женщинами, выкрашенными во все
типовые каталоги, одетыми в торговых центрах и накормленными "Цезарем".
Их фотографии - это копии, а паспорта - копии копий. Им нравятся
доступные страны, пирсы, имена на песках, фуршеты. И пока кожа бледнеет, они с каким-то агоническим восторгом разносят информацию о перелётах, точно пилигримы - сифилис. Они это делают. Встают в один ряд и хором