Майнеры

Денис давился, заглатывая воду комьями, боясь, что человек сейчас уйдет.

– Еще? – спросил мужчина, когда вода в кружке закончилась.

Денис качнул головой из стороны в сторону.

– Тебя на месяц сюда. Они надеются, что ты умрешь, – так меньше с тобой проблем. Просто спишут и продадут на органы. А похоронят пустой гроб. Усек?

Денис хотел спросить, что же ему делать, но не смог. Язык не слушался.

– В любом случае, тебе же сказали, что сперва пройдешь медосмотр. Пока ты его не прошел, можешь быть спокоен. Именно там они решают, что делать с новичками. Но могут и просто кровь взять, главное – отсутствие ВИЧ и других опасных болезней. Я дежурю тут сутки через…

– Эй, ну что там с ним? Жмурик?

Сидящий на краешке нар мужчина вскочил, прервав речь. Он явно испугался. Но даже того, что он сказал, было достаточно, чтобы понять, в каком положении очутился Денис Скоков. В незавидном положении. Месяц в подвале. В любой момент они могут взять у него кровь, а потом разделать, словно рождественского поросенка, и продать по запчастям.

– Не, – услышал Денис голос над собой, – живой. Дышит.

– Тем хуже для него. Лучше б сдох.

– А ты садист, Еремеев.

– Какой же я садист? Я гуманист.

Мужчина, стоящий над ним, задумался, стало тихо.

– Возможно. Ты знаешь, как я к этому отношусь. К их деятельности, мать его!

– Так увольняйся, кто тебя держит?

– Ипотека. Кредиты. Дети. Жена. Дед Пихто. То же, что и тебя.

– Ну вот, чего тогда выставляешь себя мать Терезой? Пойдем, пусть отлеживается, раз живой. Наше дело нехитрое: есть труп – доложить, нет трупа – сторожить.

Они вышли, но перед тем, как покинуть камеру, мужчина со знакомым голосом положил ему руку на плечо и несильно сжал.

– Держись, – прошептал он. – Не сдавайся.

– Ты что-то сказал, Франц? – обернулся напарник.

– Я сказал: «Молись и кайся».

– О, ему точно не помешает!

Замок камеры закрылся, щелкнуло окошко, и тут же свет померк.

После кружки воды голова чуть успокоилась, Денис попробовал пошевелиться. Все тело немедленно отозвалось режущей болью. Он свернулся в калачик, колени уперлись в холодную и мокрую стену. Интересно, он один тут в карцере? И что делать, если придут забирать кровь? Прикинуться невменяемым? Это может ускорить его участь. Вероятнее всего. С психом вообще не будут разбираться, на такого любой суицид можно списать, не поперхнувшись. И ни одна комиссия, ни один человек не усомнится.

Денис был уверен, Ларин делает все возможное, чтобы его найти и достать, но… даже в свои пятнадцать лет он понимал – возможности учителя ничтожны. Если машина по перемалыванию костей закрутилась, остановить ее почти невозможно; если у тех, кто его сюда засунул, хватило власти и денег состряпать фиктивное решение суда, подкупить органы опеки, то они не остановятся ни перед чем, особенно если имеют долю от местного «медицинского» бизнеса. Он, конечно, слышал и даже читал в Интернете о чем-то подобном, но, как правило, все это было на уровне слухов, причем весьма сомнительных, и даже светила медицины, комментировавшие статьи о нелегальной трансплантации и скупке внутренних органов, твердили все как один одну и ту же фразу: «Это невозможно, нужны высококвалифицированные врачи, инструменты, техника, на «коленке» такую операцию не проведешь».

Он прислонился лбом к стене, так было легче переносить головную боль, вспышками озаряющую его воспаленный мозг. Тело лихорадило, кажется, у него начинался жар, но, естественно, никакой медицинской помощи (кроме разделки трупов) здесь не предусматривалось. Кажется, они ждали, что он околеет. Таков был смысл всей этой операции: сгноить его, а потом продать, так, чтобы и откапывать было нечего. Идеально.

И если Ларин не успеет, не найдет его в ближайшее время, то так и получится. Он молодой, здоровый, ничем не болеет, организм сильный – о таком может только мечтать какой-нибудь задыхающийся миллионер, лежа на каталке в подпольном медицинском центре.

Но как? Что он сам для себя может сделать в этой ситуации? Даже у Эдмона Дантеса в замке Иф вдруг появился неожиданный друг и помощник в лице аббата Фариа. На что надеяться ему, когда никакой романтикой тут не пахнет? На добрую волю надзирателя, или кто он тут, подавшего кружку воды?

«Почему нет? – ответил внутренний голос. – Напарник спугнул его, вполне может удаться попросить позвонить Ларину. Но что, что Ларин сможет сделать? Придет к стенам и станет кричать: „Выпустите моего ученика?“ Созовет прессу? Никто ему не поверит. Вооруженная охрана в лучшем случае вызовет полицию, а в худшем… они станут соседями по камерам. Но Ларин же взрослый. Наверняка у него есть знакомые, какие-то рычаги. Хоть что-то. Не может быть, чтобы никто…»