Майор Барбара

Тот же урок в девятнадцатом веке был повторен в Ан­глии. Девятнадцатый век повидал утилитаристов, христиан­ских социалистов, фабианцев (сохранившихся до наших дней); увидел Бентама, Милля, Диккенса, Раскина, Карлейля, Батлера, Генри Джорджа и Морриса. А в результате всех их усилий мы имеем Чикаго, описанный мистером Эптоном Синклером, и Лондон, где люди, которые платят деньги за возможность развлечься на моем спектакле созерцанием Питера Шерли, вы­гнанного на улицу умирать с голоду в сорок лет, потому что на его место можно взять за те же деньги более молодых ра­бов — люди эти не принимают и вовсе не собираются прини­мать никаких мер для организации общества таким образом, чтобы отменить этот каждодневный позор. Я, проповедовав­ший и писавший памфлеты, как всякий энциклопедист, спешу признаться, что мои методы не дают никакого результата и не дали бы, будь я даже Вольтер, Руссо, Бентам, Маркс, Милль, Диккенс, Карлейль, Раскин, Батлер и Моррис вместе взятые, даже если бы прикинуть еще Еврипида, Мора, Монтеня, Мольера, Бомарше, Свифта, Гете, Ибсена, Толстого, Иисуса и пророков (а в каком-то смысле все они и есть я, поскольку я стою на их плечах). Имея перед собой задачу сделать из тру­сов героев, мы, апостолы бумаги и искусные чародеи, преуспели только в том, что придали трусам все чувства героев. Но тер­пят-то они любую мерзость, приемлют любой грабеж, поко­ряются любому давлению. Христианство, возведя покорность в достоинство, лишь отметило в бездне ту глубину, на которой теряется само понятие стыда. Христианин подобен диккенсов­скому врачу в долговой тюрьме, расписывающему новичку ее не­выразимый покой и надежность: ни тебе кредиторов, ни деспо­тичных сборщиков налогов, ни арендной платы; ни тебе назойливых надежд, ни обременительных обязанностей — ниче­го, кроме отдохновения и надежной уверенности, что ниже пасть некуда.