Майор Бойцов желает познакомиться (СИ)

Ошибаться всегда больно. Всем. А одиноким уж тем более. Потому что каждая ошибка — это ещё один маленький шаг назад. Туда… в одиночество. В мир, где веры нет каждому встречному. В мир, где страшно протянуть руку, потому что снова боишься ошибки.

Человек, ощущающий свободу в душе всегда делает шаг вперед. А тот, кто одинок — увы, в той же самой ситуации, как правило, совершает два шага назад.

— Какой ещё на хер замок? — рычит Бойцов над ухом, разворачивая меня за плечо. Его грудная клетка от злости ходуном ходит. — И при чем тут ты вообще?

— Просто поверить не могу, что ты такой. Всё, что говорила там, на удине про тебя — неправда. Никакой ты не порядочный, Бойцов. Рассказывать такое — это дно, — почти плачу.

— Да ты можешь сказать, о чем ты? — рычит он.

— Миша так сказал, — выплевываю ему в лицо. — Там, в отделе, после совещания у главного. Про меня и крышу протекшую. У самих у вас свистит, кстати, — кручу у виска. — А потом про мои вскрытые замки.

— Кологривый? — Тимур дышит мне в лицо ароматом зубной пасты и непонимающе кружит по моему лицу горящим взглядом.

— Нет… Боярский, блин. Ты издеваешься? — взмываюсь.

Отталкиваю его от себя, но Тимур фиксирует мои руки над головой.

— Не трогай меня. Ты всё им рассказал, — обвиняю.

— Никому я ничего не рассказывал, я, по-твоему, совсем урод? Или подросток, чтобы мальчикам в песочнице про девочек рассказывать?

— Но Миша ведь сказал… что ему вскрытые замки не нужны?

Претензия в моем голосе его напрягает. Я чувствую это, потому как каменеют его руки, удерживающие мои ладони, и учащается и без того спутанное дыхание.

— Так это он про себя.

— Про себя?

— Ну да. Где-то год назад Миха начал встречаться с девушкой, а потом уехал в командировку и неожиданно вернулся. Сын был у бабушки, квартира закрыта изнутри и соседа нет, простоял как истукан больше часа, а никто не открывает. Потом заметил объявление над дверью. Вскрытие замков круглосуточно. Вызвал их, замки сломали, а в квартире оба нашлись. И сосед, и дама сердца.

Тимур ещё раз осматривает мой лицо, снижает взгляд к груди и… отпускает мои руки.

— Ужас какой, — тут же прикрываю рот ладонью. — И что он сделал?

— Переехал, — бурчит Бойцов, поднимаясь с кровати. — И сказал, что больше никаких отношений, чтобы замки больше вскрывать не приходилось.

Снова уходит в ванную комнату, а я пытаюсь прийти в себя. Получается подслушала разговор, не разобралась, что к чему, и плохо про него думала. Ещё и накричала.

Прикрывшись одеялом, молча наблюдаю, как Тимур возвращается в спальню. В отсвете из окна его тело кажется рельефным и слишком нереальным.

— Тимур…

— Спи уже, — бурчит он недовольно и спиной ко мне укладывается. На свою половину кровати.

Обиделся…

А я смотрю на красный скотч и думаю, какая это была плохая идея. Да, и в конце концов, основное правило всех правил в том, чтобы их нарушать… Поэтому пересекаю стоп-линию и прижимаюсь к твердой спине.

— Прости, — шепчу в темноту. — Мне просто было больно…

Глава 18.

Есть ощущение, что Тимур дышать перестает. Если это намек на искусственное дыхание, то он довольно толстый и несмешной.

Под моими ладонями мощное майорское тело напрягается. Его кожа теплая, мягкая и вкусно пахнет гелем для душа. А ещё запах мужика чувствую и снова вспышками нашу ночь вспоминаю.

Стыдливыми вспышками, замечу.

То, что он вытворял со мной тогда, я не позволяла ни одному мужчине. Слишком откровенно. Слишком грязно. Слишком-слишком. Это вообще девиз Бойцова. Делать всё на пять с плюсом, словно его кто-то сверху проверяет и оценивает.

Губами касаюсь крепкой шеи сзади и замираю. Даю ему время. Вернее, для себя решаю, что дарую ему эти минуты, чтобы Бойцов хоть что-то в мою сторону предпринял. А по факту понимаю — я не дарю, а прошу его принять мой дар.

А это разница. Колоссальная.

Отсчитываю десять секунд, двадцать, тридцать… шестьдесят. Сто двадцать.

Тишина.

Вдруг в голову проникает противная, уродливая мысль. Понимаю — я ведь к нему пристаю сейчас. Делаю шаг.

Первая.

Боже.

Что он обо мне подумает? Что я какая-то ненормальная? Сначала обвинила, потом шею облизывала — хороша стажерка.

Резко отдаляюсь и, завернувшись в одеяло, сваливаюсь на своё место. Украдкой пытаюсь напрягать зрачки, чтобы в полутемной комнате рассмотреть, что делает мой сосед по кровати, располосованной красным скотчем.

Еще раз думаю о том, как прижалась к нему только что. Как собака. У Ритки раньше был спаниель по кличке Рогатка. Он по утрам также шею лизал и носом влажным по лицу возился.

Фу, блин.

— Больно? — переспрашивает Тимур, чуть погодя.

Дошло, наконец?

— Больно… — повторяет. — Ты втрескалась в меня, что ли?

Всхлипываю, сжимая пальцами прохладное одеяло.

— Губу закатай, майор, — зло выговариваю.

— Щас я тебе закатаю, — Тимур зловеще произносит, разворачивается и придавливает меня сверху. По-медвежьи дышит в шею. Или по-собачьи? Я запуталась. — Добазаришь щас, мелкая. Совсем страх потеряла со старшим по званию так разговаривать.

— А в постели все равны, товарищ начальник, — вздыхаю, обвивая размашистые плечи руками. — И я не мелкая.