Майор и волшебница

– Понимаешь… – сказала она так, словно колебалась, продолжать или нет. – Когда мне было лет шестнадцать, бабушка однажды спросила, не погадать ли мне на будущее. Я взяла и согласилась. Она несколько раз раскидывала гадальные кости – на то и на это, всякое-разное… (Судя по описанию Линды, это была сугубо здешняя штука – у нас я с такими никогда не сталкивался.) Между прочим, насчет тебя она предсказала совершенно точно. – Линда посмотрела лукаво. – «Главным мужчиной в твоей жизни будет военный, офицер, только не вполне мне понятный, словно даже и не немец…» – Она опустила глаза. – Наверное, я к тебе еще потому и пришла сама в первый же вечер, что эти ее слова вспомнила…

– А что, подходит, – сказал я. – Наверняка никогда не видела советской военной формы…

– Откуда? Она и в немецкой разбиралась плохо…

– Ну а лягушка-то тут при чем?

Линда посерьезнела:

– А потом она сказала: «А главной опасностью в твоей жизни станет лягушка. Три раза бросаю кости, и всякий раз выходит то же самое. Не могу сказать, в чем тут дело, но главной опасностью в твоей жизни станет лягушка». Я сама не понимаю, в чем тут секрет, но лягушек с тех пор стараюсь обходить десятой дорогой – у бабушки никогда не было ни ошибок, ни промашек…

– Ни черта не понимаю, – сказал я, чуть поразмыслив. – Бабушка твоя, сдается мне, была старушка серьезная, – и не удержался от улыбки. – Особенно хочется верить, что я все же и есть главный мужчина в твоей жизни. Но вот лягушка… С какой такой стати она станет главной опасностью в твоей жизни? Читал я в каком-то журнале: где-то в Южной Америке водятся лягушки, которые выделяют ядовитую слизь. Местные индейцы ею смазывают наконечники стрел, а потом убивают и животных на охоте, и врагов на войне. Но в Европе-то ничего подобного нет! Даже если где-то в зоопарке тебе такая попадется, не сошла же ты с ума, чтобы ее вытащить из террариума и старательно обли– зать…

– Я сама ничего не понимаю, Теодор. Но бабушка бросала кости три раза, и каждый раз выпадала лягушка. Хорошо еще, они мне в жизни почти и не попадались…

– Да уж, ребус, – сказал я. – Вообще-то в прорицателей я вполне верю – я же тебе рассказывал парочку случаев. Только вот иногда прорицания получаются настолько темными, что их не понимают и сами прорицатели…

– Я знаю, – сказала Линда. – И обхожу лягушек десятой дорогой – мало ли что…

– Да ну их, – сказал я, обнимая ее за плечи. – Мало их, раз в сто лет на дороге и попадаются… Пошли?

И мы пошли дальше. Прошло не так уж много времени, и Линда совершенно успокоилась, повеселела – лягушки нам больше не попадались (впрочем, как и озера с болотами). Зато в зеленой траве стали все чаще попадаться первые здешние весенние цветы, похожие на наши подснежники, но не в точности. Как они называются, я не знал. Линда, как оказалось, тоже – самые плохие оценки в школе, призналась она, у нее были по ботанике и зоологии (у меня, впрочем, тоже, хорошо, что на экзаменах в военное училище этих предметов и близко не было). Линда собрала букетик, а один цветок, самый большой, воткнула мне в левый карман гимнастерки, чему я, конечно, препятствовать не стал. Сказал ей:

– Завидую…

– Чему?

– А вот всему этому, – сказал я, показывая вокруг. – Трава, цветочки… Там, откуда я родом, в это время, в апреле, еще случается, снег по колено лежит…

– Ах, вот как! – воскликнула Линда, притворно хмурясь. – Значит, это туда ты меня собираешься увезти? В края, где в апреле лежит снег по колено?

– Ну, во-первых, не каждый же год, – сказал я. – Какая зима выпадет. А во-вторых, я сам из этих мест уехал подростком и с той поры жил исключительно в городах, а они у нас есть и немаленькие. А вот лето у нас часто очень даже жаркое. И весной по лесам столько цветов… Ты таких в жизни не видела.

– Ага. И ты, конечно, собирал букеты девушкам?

– Да нет, – сказал я чистую правду. – Когда я вошел в надлежащий возраст, уже не жил там, где росли лесные цветы, покупать букеты приходилось… Линда, – я заглянул ей в лицо, – так ты поехала бы?

– Не знаю, – тихо сказала она, опустив глаза. – Честное слово, не знаю, Теодор, я еще не вполне привыкла к тому, что происходит, иногда еще боюсь, что проснусь, а ничего этого нет – тебя, мундира русской гвардии, всего остального…

– Все это есть, – сказал я. – И будет. Война, конечно, еще не кончилась, но тебе-то она ничем не грозит, только мне…

– Не смей так говорить! – Линда вскинула на меня сердитые глаза, и в них вновь мерцали золотистые искорки. – И даже думать так не смей! – и продолжила гораздо спокойнее: – Ты доживешь до конца войны, тебя не убьют и даже не ранят. Я не стараюсь тебя приободрить, Теодор, и говорю чистую правду. Я так вижу. Значит, так и будет.