Майор Мартен Сервас. Книги 1-6

Он поднялся и побрел в ванную. Горло горело огнем. Он достал одну из тех таблеток, которые ему дал Ксавье. Прохладная вода приятно остудила горло, а потом снова вернулась боль. Сервас помассировал глаза, вернулся в гостиную и вышел на балкон глотнуть свежего воздуха. Бросив взгляд на улицы, расстилавшиеся внизу, он подумал, что все современные города, с их неестественным освещением и непрерывным шумом, по ночам превращают своих обитателей в бессонные призраки, а утром нагоняют на них тоску.

Затем его мысли опять вернулись к Алисе. Сервас снова увидел комнатку под самой крышей, желто-оранжевую мебель, фиолетовые стены и белый палас. Фотографии и почтовые открытки, CD и школьные сочинения, платья и книги. Дневник!.. Не хватало дневника. Сервас все сильней укреплялся в убеждении, что такая девочка, как Алиса, просто не могла его не вести.

Должен же он где-то быть, этот дневник…

Ему снова вспомнился Гаспар Ферран, учитель литературы, путешественник, йог. Он инстинктивно сравнил его со своим отцом. Тот тоже был учителем литературы, латинского и древнегреческого языков. Человек блестящий, замкнутый, эксцентричный, подчас подверженный приступам гнева. Genus irritabile vatum. Чувствительное племя поэтов.

Сервас хорошо знал, что эта мысль повлечет за собой другие, но сопротивляться было уже поздно, и он отдался на волю воспоминаний, позволил им нарисовать всю картину с точностью кошмара.

Факты, только факты.

А они были таковы. Теплым июльским вечером десятилетний мальчик по имени Мартен играл во дворе родительского дома, когда на дороге загорелись автомобильные фары. Жилье Сервасов представляло собой старинную ферму, стоявшую на отшибе. До ближайшей деревни было километра три. Десять часов вечера. В теплом полумраке на ближних полях стрекотали кузнечики, потом их сменил лягушачий хор и раздались далекие раскаты грома, а на пока еще ясном небе одна за другой загорались звезды. Потом в вечерней тишине послышался надоедливый шум мотора, и вскоре возле дома затормозил автомобиль. Фары осветили ферму, потом дорогу, всю в рытвинах, и зашуршали по гравию, когда автомобиль миновал ворота и въехал во двор. Ветер прошелестел в тополях, и из машины вышли двое.

Мартен не видел лиц, потому что на улице начало быстро темнеть, но голос одного из них прозвучал ясно:

— Привет, малыш, родители дома?

В этот момент дверь открылась, и на пороге, в освещенном проеме, показалась мать. Человек, который говорил, подошел к ней, извинился за беспокойство и что-то быстро и очень тихо сказал. Второй же дружески положил мальчику руку на плечо. В этом жесте было что-то такое, что сразу не понравилось маленькому Сервасу. В мирном покое летнего вечера что-то неуловимо сдвинулось. Мальчик ощутил эту скрытую угрозу, хотя мужчина вел себя вполне дружелюбно и даже вызвал улыбку у матери. Подняв голову, Мартен увидел в окне второго этажа нахмуренное лицо отца. Тот по вечерам проверял тетради своих учеников. Сыну очень хотелось крикнуть, чтобы мать была осторожнее и не впускала чужих в дом, но его приучили соблюдать каноны вежливости и молчать, когда разговаривают старшие.

Он услышал, как мать произнесла: «Входите, пожалуйста».

Человек, стоявший у него за спиной, легонько толкнул Мартена вперед, и его толстые пальцы обожгли плечо сквозь тонкую ткань рубашки. Жест получился скорее властным, чем дружеским. Сервас до сих пор помнил, как каждый шаг отдавался у него в голове тревожным предупреждением, не мог забыть острый запах пота и туалетной воды у себя за спиной. Кузнечики почему-то затихли, и это тоже было сигналом тревоги. Сердце выстукивало ритм барабана, возвещающего о беде. В тот момент, когда они поднимались на крыльцо, незнакомец приложил что-то к его рту и носу. Какую-то мокрую тряпку. Ему обожгло горло и легкие, в глазах заплясали белые огоньки, и все погрузилось в черную тьму.