Майор Мартен Сервас. Книги 1-6

Марго Сервас взяла себе стаканчик безвкусного кофе из автомата в холле, всыпала лишнюю порцию сахара, прихваченную в буфете, надела наушники — сигнал окружающим «отвалите!» и бросила незаметный взгляд на трио Давид-Сара-Виржини: они стояли на другом конце заполненного людьми шумного холла. Девушка следила за ними, прикусив нижнюю губу и делая вид, что изучает доску объявлений. Среди прочих там висели сообщения: «Студенческая ассоциация Марсака устраивает 17 мая Бал конца года» и «Франция — Мексика, трансляция на огромном экране, 17 июня, 20 ч. 30 мин., корпус „Ф“ факультета естественных наук. Приходите все: пиво и носовые платки гарантируем!» Кто-то приписал ниже толстым красным фломастером: «ДОМЕНЕКА — В БАСТИЛИЮ!» Разговор между троицей был очень оживленным; они то и дело оглядывались, заставляя Марго нервничать и сожалеть, что она не умеет читать по губам. Когда Сара посмотрела в ее сторону, девушка быстро отвела взгляд и сделала вид, будто воюет с кофейным автоматом, а когда снова подняла глаза, увидела, что они идут в сторону двора. Марго направилась следом, на ходу вытаскивая из сумки кисет с табаком и бумагу. Скрипучий, как ржавая пила, голос Мэрилина Мэнсона распевал в наушниках «Arma-goddanm-motherfuckin-geddon»:

Убьем сначала баб, потом мужиков.
Дьявольские девки сходят с ума
И чертовски хотят свести счеты с жизнью.
Сначала ты пытаешься его трахнуть,
Потом хочешь накормить.
Если он не запомнил твое имя,
Лучше убей его…

Ее любимый певец и любимая группа… она знала о них все. Следуя примеру Мэрилина Мэнсона, ударник взял псевдоним Джинджер Фиш — от Джинджер Роджерс и Альберта Фиша, американского убийцы-людоеда; басист назвался Твигги Рамиресом — от знаменитой английской модели Твигги и серийного убийцы Ричарда Рамиреса. «Может, стоит задуматься о воздействии таких вот гипнотизирующих клипов и подстрекательских текстов на неокрепшие умы, а не спускать всех собак на всемогущую Американскую стрелковую ассоциацию (NRA) после очередной бойни, устроенной подростками в школе?» — задумалась Марго. Впрочем, защитники свободы художнического самовыражения ни о чем подобном не задумываются. Однажды Марго высказалась в том смысле, что «некоторые презренные торгаши, возомнившие себя артистами, не стоят и волоска с головы убитого в кампусе или в любом другом месте человека», за что ее немедленно заклеймили «фашизоидной реакционеркой». Она и сама бросилась бы на защиту пресловутой свободы самовыражения, покусись кто на это сокровище, но ей нравилось провоцировать окружающих. Подобно Сократу, девушка любила развенчивать «удобные» убеждения собеседников, не оставляя камня на камне от поспешных ответов, мешая мыслить округло.

Она поискала троицу глазами в толпе и обнаружила, что они разделились. Сара и Виржини молча курили, Давид отошел в сторону. Марго сосредоточилась именно на нем. Никто не видел Давида в субботу и воскресенье, но Марго точно знала, что домой он не возвращался, как она сама и Элиас. Где он обретался? Сегодня утром вид у него был встревоженный и напряженный. Давид — лучший друг Юго. Они практически не расстаются. Марго не раз вступала в спор с Давидом; ее бесило, что он ничего не принимает всерьез, но она угадывала за напускным шутовством раненую душу. Вечная улыбочка на губах играла роль щита. Вот только от чего он защищается?

— Ты… зам… чт… у… Дави… нерв… вид?

Обрывки слов с трудом прорывались сквозь вопли Мэрилина Мэнсона: «Трахайся, жри, убивай, и так раз за разом».

Элиас.

Она вынула один наушник.

— Я сел тебе на хвост, как только мы вышли из класса, — сообщил он.

Она вопрошающе подняла одну бровь. Элиас наблюдал за ней сквозь упавшие на лицо волосы.

— Ну, и?

— Я видел твой маневр… Ты за ними следила. Разве моя идея не показалась тебе идиотской?

Девушка пожала плечами и вернула наушник на место, но Элиас тут же его выдернул.

— Тебе в любом случае следовало бы вести себя поосторожней! — прокричал он ей в ухо. — Я навел справки: никто не знает, где Давид провел уик-энд.

Паб «Дублинцы» держал ирландец из Дублина, утверждавший, что Джойс — величайший писатель всех времен. В годы студенческой молодости Серваса он уже жил в Марсаке, но они с Франсисом знали только его имя — Аодаган. Он всегда сам стоял за стойкой. Как и Сервас, Аодаган постарел на двадцать лет, но тогда — давно — ему было столько же, сколько сейчас майору. В середине восьмидесятых Аодаган приехал на юго-запад Франции преподавать английский. До этого он служил в армии (кое-кто утверждал, что это была ИРА — Ирландская республиканская армия). Нрав у Аодагана оказался слишком пылким и задиристым для преподавания, и он обнаружил, что за стойкой бара его авторитет куда выше, чем у школьной доски.