— Пожалуйста, — сказал он, — этот разговор ставит меня в неловкое положение. Вам нужно вернуться домой…
— А я полагала, что у вас, китайцев, нет проблем в интимных вопросах, — заметила Мойра. — И смотрите на меня, когда я с вами говорю…
Чань повиновался. Резко повернувшись, он глубоким, мрачным взглядом посмотрел ей прямо в глаза. Она уловила, каким жаром полыхнуло у него между бедер.
— Мы ведь с вами едва знакомы, Мойра, — наставительно произнес он. — Я сыщик, а вы мой информатор…
— Я вам нравлюсь, Чань? — спросила она, не обращая внимания на замечание.
Ответа не последовало. Но глаз он не отвел.
— Отвечайте: я вам нравлюсь?
Снова молчание.
— Тогда я ухожу, — заявила Мойра, повернулась к нему спиной и сделала шаг к двери, словно считая разговор оконченным. Но в ту же секунду быстро обернулась, притянула к себе его голову и поцеловала, смешав свое дыхание с его дыханием.
"Что на меня нашло? — спрашивала она себя, прижимаясь лобком к его лобку и губами к его губам. — Почему? Оттого, что я оторвана от своего мира, от привычной обстановки? Или просто от одиночества?"
Но ей нравилась эта близость тел, особенно когда Чань начал реагировать. Ее рука спустилась ниже ремня и ласкала его через брюки, а он обхватил ладонями ее бедра и сжал их сквозь джинсы. Поцеловал ее в шею. Она нежно куснула его за ухо и снова приникла к его губам. Теперь Чань ласкал ее грудь. Он будто стал совсем другим, и руки его вышли из-под контроля. Мойра расстегнула молнию, скользнула рукой в боксеры Чаня и взяла в руку горячий, твердый и нежный член. Волшебный миг настал: он был целиком в ее власти, и она этой властью наслаждалась. В глубине сознания шевельнулась мысль: а есть ли у него презервативы? Ею сейчас владело только одно желание: чтобы он поскорее вошел в нее.
— Расскажи мне об отце, — сказала она, зарывшись щекой ему в грудь и положив руку на живот.
— Что ты хочешь знать?
— Что он был за человек, какие у вас были отношения…
Мойра поглаживала его гладкую, безволосую кожу, ощущая под ней легкую, но мощную мускулатуру. Не те железные мускулы, которые накачивают в спортзале, чтобы стать похожим на киноактера или атлета. Нет, это гибкое и крепкое тело было приучено к медленным упражнениям на растяжку.
— Я его мало знал, — помолчав, ответил Чань, словно ему не хотелось открывать эту страницу своей истории.
— Почему?
— Он редко бывал дома… И не особенно заботился о детях. Предпочитал заниматься своими делами, играть на скачках, пьянствовать или проводить время с женщинами.
— Я думала, что в Гонконге семья имеет значение, и у вас обострено чувство семейного долга…
Чань с улыбкой выгнул шею, чтобы посмотреть на нее.
— Все не так просто, Мойра. Но это правда: мы привыкли жить в окружении семьи. Быть одному для китайца — большое несчастье. У моего отца было четыре жены и семнадцать детей. Было время, когда у него одновременно имелось две семьи: одна в Гонконге, другая в Макао.
— А разве полигамия в Гонконге не запрещена?
Его, казалось, забавляли все эти клише, которыми была забита ее голова.
— Да ну? Возьми Стэнли Хо…
Мойра знала, что Стэнли Хо был легендарным магнатом, самым знаменитым из владельцев казино и элитных клубов.
— Мой отец был заядлый игрок и мошенник, — подвел черту Чань, чтобы закрыть эту тему, — и всегда жил вне любых законов.
— И поэтому ты выбрал ремесло полицейского? В качестве реакции на то, кем был твой отец? А мать?
Мойра заметила, каким жестким стало его лицо.
— Мать была несчастной женщиной, ей всю жизнь не везло…
Она подумала о своей матери. Часто ли выпадали ей моменты радости? Сколько раз Мойра видела, как она смеется или хотя бы улыбается?
— А ты? — спросил Чань. — Расскажи теперь о твоих родителях.
— Да нечего особо говорить. Моя мать тоже была несчастной всю жизнь. А отец бросил ее, когда я родилась. Видишь, Чань, мы с тобой похожи. Сироты, рожденные в скверных семьях…
И настал момент, когда он снова оказался в ней, над ней. Глаза Мойры потемнели до черноты, и в них сверкнул вызов.
— Давай, — произнесла она глухим голосом, который вибрировал в горле, но шел откуда-то снизу, из глубины.
Взяла правую руку Чаня и положила себе на шею. Потом подняла лицо к потолку и резко запрокинула голову назад, открыв шею, подняв подбородок и приоткрыв рот. Она погружалась в глубины более мрачные и звала его за собой.
— Сожми, — предложила она.
— Что?
— Сожми. Ну, давай.
— Мойра…
Чань напрягся и нерешительно сжал ей сонные артерии, ощущая, как они пульсируют под пальцами. Сжал сначала слегка, потом сильнее.
— Да!
Она ликовала. Чань сжал посильнее и увидел, как вены на шее вздулись и приподняли кожу, а лицо Мойры побледнело. Пульс под пальцами стал слабеть. Он испугался и ослабил нажим.
— Нет, нет! Продолжай!
Чань вдруг осознал, что его собственное возбуждение возросло, и снова начал двигаться, повинуясь глубинным течениям и пульсациям: голосу желания.
46
Регина Лим выслушала рапорт Ройстона, не сказав ни слова.
— Вы уверены, что он был один?
— Да, — спокойно, с оттенком снисходительности, ответил сыщик. — Никто не пришел.