Майор Пронин и тайны чёрной магии

Автора такого письма установить невозможно.

– Конверт? – спросил Пронин.

Матвеев положил перед Прониным конверт.

Конверт тоже ничего не давал для поисков отправителя. Обычный конверт, какой можно приобрести в любом почтовом отделении. Тот же почерк. «Станица Улыбинская. районному прокурору. Лично и секретно». И – всё. Судя по штемпелю, отправлено два дня назад, опущено в почтовый ящик здесь же в станице Улыбинской. Установить отправителя, конечно, невозможно.

– Д-да, – задумчиво повторил Иван Николаевич. – Я бы предпочёл иметь более весомого свидетеля.

– Значит, вы считаете, что анонимкам верить нельзя? – обидчиво спросил Матвеев.

– Нет, почему же, – неопределённо отозвался Иван Николаевич. – Им нельзя придавать большого значения, но и нельзя ими пренебрегать. Кто знает, почему человек скрывает своё имя, может быть это клеветник, а может быть он и в самом деле боится за свою жизнь…

Пронин хотел представить себе, как построил Матвеев своё умозаключение.

– Ну, а как всё-таки Прибытков отравил Савельева?

– Здесь может быть несколько вариантов, – многозначительно ответил Матвеев. – Савельев мог зайти к Прибыткову по дороге домой, мог зайти к Прибыткову в кабинет перед уходом с работы, выпил у него в кабинете стакан воды, а тот и подсыпал яд, да мало ли ещё как, до этого нам ещё предстоит докопаться…

Пронин опять принялся рассматривать письмо.

– Во всяком случае, – посоветовал он Матвееву, – я бы пошёл не по линии изобличения Прибыткова, а по линии поисков автора этого письма. Если только это не фантазёр, делающий безответственные умозаключения на основании слухов о прошлом Прибыткова, этот человек, осведомлённый о преступлении, следовательно или сообщник, или свидетель, очень близко стоящий к преступнику.

– И тем временем, пока я буду искать автора письма, позволить Прибыткову замести все следы? – раздражённо отозвался Матвеев. – Нет, Иван Николаевич, не такого совета ждал я от вас!

Пронин видел Матвеева насквозь.

– Ты, конечно, хочешь, чтобы я посоветовал тебе арестовать Прибыткова?

– Да. И потом уже собирать доказательства. Только так!

– Нет, нет, я категорически против – сказал Пронин. – Оставь Прибыткова в покое, его нельзя ещё трогать, анонимка – не доказательство.

– Конечно, дело не в анонимке, – сказал Матвеев. – Но я уже установил подозрительную близость Прибыткова с Савельевым предшествовавшую смерти Савельева. И принимая во внимание прошлое Прибыткова…

– Которое, кстати, никак не подтверждается его деятельностью в МТС, – сказал Пронин. – Мы слишком часто устремляемся в прошлое, пренебрегая настоящим.

– Вы что же, ставите под сомнение всю прошлую работу наших карательных органов? – спросил Матвеев.

– Нет, не всю, но многое ставлю под сомнение, – сказал Пронин. – Вспомни решения двадцатого съезда, постановление ЦК о культе личности…

– Если бы Прибытков был неправильно осуждён, – возразил Матвеев, – он давно добивался бы реабилитации!

– У всякого свой характер, – возразил в свою очередь Пронин. – Человек – сложное существо и не всегда легко его понять.

– Нет, я не понимаю, почему это вы берёте Прибыткова под защиту, – перебил Матвеев Пронина. – Правильно говорили в крайкоме, что вы постарели, вы утрачиваете ощущение борьбы…

– Что ж, выступи с этим на районной конференции – насмешливо сказал Пронин. – Но Прибыткова я прошу всё-таки не трогать.

– Это что же – директива? – вызывающе спросил Матвеев.

– Да, если хочешь – директива, – твёрдо сказал Пронин. – Я не позволю у себя в районе создавать искусственные политические процессы, слишком уж много потерь понесла от них наша страна.

– Но прокурор не зависит ни от кого и руководствуется только законом, – сказал Матвеев, отворачиваясь от Пронина.

– Совершенно верно, я тоже знаю Конституцию, – сказал Пронин. – Но коммунист Матвеев прежде всего обязан подчиняться райкому партии.

– В таком случае, я обращусь в край, – сказал Матвеев.

– Это твоё право, – суховато сказал Пронин. – Но помни: поспешность хороша только при ловле блох.

Враг народа

Сколько разных людей проходит перед глазами секретаря райкома! Разных людей, разных характеров, разных профессий… Во всех надо вглядеться, во всех разобраться, всех понять. А время бежит, тысячи дел позади, тысячи дел впереди, ни с кем нельзя задержаться, иначе сразу образуется толчея, всех надо пропустить через себя и двигаться самому, всё время двигаться.