– Об чём об этом? – спросила она не без насмешки.
– Да об этом, о привороте, – тосклива сказала Анна Леонтьевна. – Люби ты его или не люби – дело твоё, только не привораживай ты его, за ради Бога.
– А тебе что? – сердито спросила Маруся. – Далась я вам всем!
– Потому что совесть надо иметь, – сказала мать Маруси. – Девка за парнем бегает… Стыд!
– Ты только не ворожи, не надо, – молитвенно сказала Анна Леонтьевна. – Погубишь парня, ну на что это тебе?
– Что хочу, то и делаю, – упрямо сказала Маруся. – Сказала приворожу – значит всё, не учите, сама знаю, что делать.
Она взяла книжку, с независимым видом прошла мимо матери и гостьи и вышла на улицу.
– Дура – сказала ей вслед мать.
Анна Леонтьевна вздохнула.
– Ох, Маша, Маша, сказала бы я тебе…
И ничего больше не сказала.
Она молча постояла.
– Не пускай ты её к этому знахарю – сказала она матери Маруси. – Нечего ей там делать.
– Её не пустишь, – сказала та в ответ. – Теперь девки не очень слушаются матерей.
– Ну, извиняйте, – сказала тогда Анна Леонтьевна и ушла, и мать Маруси так и не поняла, зачем, собственно, приходила к ним Савельева.
А на утро произошло событие, спутавшее все карты Матвеева.
Вдова тракториста Савельева явилась в прокуратуру и заявила, что она отравила своего мужа.
Она вошла в прокуратуру, спросила секретаршу, где сидит прокурор, та велела ей подождать, она терпеливо сидела, ждала, наконец, секретарша сказала Матвееву, что его дожидается какая-то женщина, он распорядился впустить её, она вошла, села, взглянула исподлобья на Матвеева и ничего не сказала.
– Вы ко мне? – спросил её Матвеев, чтобы ободрить, – многие, придя к прокурору, не сразу решались заговорить о своём деле.
Посетительница кивнула и опять ничего не сказала.
Матвеев хотел было спросить – как её зовут, но лицо показалось ему знакомым, он вспомнил, что видел её уже в прокуратуре.
– Вы не Савельева? – спросил он.
После смерти мужа с неё тоже ведь снимали допрос, и не один, Матвеев видел её в кабинете у следователя Опочко.
Посетительница опять кивнула.
– Ну, что там у вас? – вежливо спросил, – её посещение не заинтересовало Матвеева, он подумал, что она пришла к нему посоветоваться в связи с какими-нибудь хлопотами после смерти мужа.
Анна Леонтьевна насупилась и вдруг сказала:
– Петю-то, может, я и отравила, товарищ прокурор. Вот, пришла. Я и виновата во всём.
– То есть это как? – удивленно спросил Матвеев.
Её признание было столь неожиданно и невероятно для Матвеева, что он даже не поверил ей.
– Вы не больны? – заботливо спросил он, опасаясь за состояние психики Савельевой. – В поликлинику вы не заходили?
– А что мне там делать? – возразила Анна Леонтьевна с некоторым недоумением. – Мне врачи не помогут.
Склонив голову над столом и виновато разглядывая наклеенную на стол чёрную клеёнку, и водя время от времени по клеёнке пальцем, она сказала Матвееву о том, что ревновала своего Петю с первого же дня свадьбы. Ревновала ко всем, – к девчатам, которые работали в МТС, к колхозницам, которые работали в поле, к соседкам. Оснований для ревности у неё не было, её Петя был лучше всех, дай бог нам такого мужа. Она ревновала беспричинно, неосновательно, просто от большой любви к мужу. И, вот, она решила закрепить его за собой поосновательней, мало ли что может случиться в жизни, девушки говорили, что очень крепко привораживает и парней, и мужчин Тихон Петрович. Кто такой Тихон Петрович? Старик Лещенко, его все знают, сторож пищепромкомбината. Он ни одного парня окрутил! Стоит ему поворожить, как парень к девке точно прилипнет. Если у какой-либо жены не ладится с мужем, надо обратиться к Тихону Петровичу, Он поворожит, и дело сразу идёт на поправку. Вот Анна Леонтьевна и решила приворожить к себе мужа на всю жизнь.
– Так сказать, застраховаться? – вставил Матвеев, с интересом слушая свою посетительницу.
Но она не ответила на его замечание, а может быть и не поняла.