– И не верьте, – сказал Пронин. – Плохого было много, но не всё было плохо. Были злоупотребления, были несправедливости, были беззакония, но ведь были и вредители, и шпионы, и диверсанты, на самом деле были, с ними шла борьба, не на жизнь, и если бы не было этой борьбы, может быть, не было бы советского государства. Были Берия и Ежов, но были Дзержинский и Менжинский. И очень хорошо, что вам не верится, если не верится в беззакония, значит, вы не будете их допускать. Беззакония тогда и начались в органах, когда их руководители попытались выйти из-под влияния партии. Чуждые элементы примазывались и будут пытаться примазываться к карательным Против этого есть самокритика, разведка подлежит такой же критике, как и всё остальное.
– Получается, вы до некоторой степени оправдываете органы? – спросил, улыбаясь, Евдокимов.
– Они не нуждаются в оправдании, – возразил Пронин. – Ошибки исправляются, но нельзя же бесконечно плакать и носиться с ними. Конечно, кое – кто был бы рад вместе с водой выплеснуть и ребёнка и вообще ликвидировать органы, только вряд ли это принесло бы пользу нашему народу. Сейчас органам наибольшая опасность грозит, пожалуй, от того, чему всегда противодействовали Ленин и Дзержинский. В окостенении аппарата, в чиновничьей самоуспокоенности. Нет ничего легче, как заранее расставить всех по полочкам, взять всех под подозрение, составить на всех досье и неукоснительно выполнять свои чиновничьи обязанности: подозревать, сажать, судить, карать, по плану, по графику, чтобы недаром есть свой хлеб…
– Наш труд стране ещё долго будет необходим?
Иван Николаевич покачал головой.
– Ах, как бы я хотел, чтобы у нас было побольше безработных прокуроров и следователей! – воскликнул он. – Я постоянно приравниваю работу чекистов к работе врачей. Чем меньше у них работы, тем благополучнее, значит, идут у них дела. Взять хотя бы наш район. Врачи во что бы то ни стало стремятся набить больницы больными, а ведь если больница, обслуживающая определённый участок, пустует, значит, на участке хорошо поставлена профилактическая работа. О работе врачей надо судить не по оборачиваемости койко-дней в больницах, а по количеству больных на участке. Вот наша КПЗ большей частью пустует. О чём это говорит? О хорошей работе Корабельникова. Если бы у нас и районе было много краж и хулиганства, мы бы давно сняли Корабельникова с работы. Но в том-то и дело, что хулиганов и жуликов, во всяком случае, среди местного населении, попадается всё меньше и меньше. Корабельников тоже работал в органах, однако против него ничего не скажешь, не только и не столько ловит хулиганов, сколько предупреждает возникновение хулиганства. Недаром он у нас один из лучших пропагандистов в районе, посмотрите, как любят говорить с ним в колхозах. После районной партийной конференции его заслуженно выбрали в бюро райкома…
Пронин посмотрел улыбающимися глазами на Евдокимова и тот тоже невольно в ответ улыбнулся. Они оба представили себе Корабельникова. Он был немногословен, суховат, подчас резок, но сквозь эту внешнюю оболочку начальника районной милиции проступала такое человеческое обаяние, что, познакомившись с ним однажды, никому не хотелось с ним раззнакамливаться, Евдокимову нравилось, как держал себя Корабельников. Подчёркнуто вежливо, с чувством собственного достоинства и, не вмешиваясь в чужие дела. Пронин знал о Корабельникове больше. Представляя себе Корабельникова, он представлял себе и его милиционеров. Они поступали на службу довольно-таки неотёсанными людьми, но со всеми через некоторое время, с одними раньше, с другими позже, происходили разительные перемены. Они проходили у Корабельникова, как шутили в районе, школу хорошего тона. Милиционеры в районе отличались отменной вежливостью, читали романы и если и пили иногда водку, то с большой опаской, стараясь, чтобы об этом как-нибудь не услышал Корабельников. Многие из них вступили в партию, став уже милиционерами, в этих случаях одну из рекомендаций давал своему подчиненному обязательно сам Корабельников. Он, действительно, по заслугам, подумал Пронин, был членом бюро райкома.
– Всё-таки самое вредное, что было в наших органах это не беззакония и злоупотребление властью; беззакония и злоупотребление властью были только следствием неправильной принципиальной линии; основная принципиальная ошибка органов заключалась в том, что они гнались за количеством, игнорируя в своей работе качество, – продолжал Иван Николаевич. – Их интересовали только численные величины, поэтому количество переходило не в то качество, которое было нужно нам, они работали по правилу «числом поболее – ценою подешевле»! Мы постоянно твердили о моральном единстве народа. Единство у нас есть, подлинное единство.