– Ничего, – вежливо сказал Лещенко. – Мы дежурим и день, и ночь, не к спеху.
– Да нет, вина моя, – ещё раз извинился Евдокимов. – Не рассчитал.
Он заглянул в кабинет к Оплачко.
– К вам можно?
Лещенко не слышал, что ответил Оплачко, но Евдокимов распахнул дверь и пригласил Лещенко, пропуская его пород собой.
– Проходите, пожалуйста.
При входе Лещенко и Евдокимова, Оплачко встал и присел на стул у окна, уступая свое место Евдокимову; тот сел за стол, одновременно указав Лещенко на стул, стоящий напротив.
– Прошу.
Затем Евдокимов достал из бокового ящика стола несколько пустых бланков для записи допросов, – он уже привык хозяйничать в этом кабинете на равных правах с Оплачко, – положил их перед собой, взял ручку и принялся за допрос, который в целях экономии бумаги и времени приводится ниже без каких бы то ни было беллетристических отступлений и художественных деталей, то есть, в наиболее лаконичной и выразительной форме.
Евдокимов. Ещё раз извините за опоздание.
Лещенко. А я не обижаюсь, – на всех обижаться, обиды не хватит.
Евдокимов. А вот на вас обижаются, Тихон Петрович.
Лещенко. Это кто же?
Евдокимов. И крепко обижаются!
Лещенко. Это за что же?
Евдокимов. Людей обманываете.
Лещенко. Это в чём же?
Евдокимов. Сами знаете, про вас слава – лучший знахарь.
Лещенко. Ну, а обман здесь при чём?
Евдокимов. А как же? Разве это честный заработок?
Лещенко. А чем же нечестный?
Евдокимов. Ворожить – честный заработок?
Лещенко. А я этим не зарабатываю. Вы знаете (он хотел было сказать – Дмитрий Степанович, оглянулся на Оплачко, подумал, что это будет слишком фамильярно, и выразился более официально), товарищ Евдокимов, я же в райпищекомбинате служу.
Евдокимов. Вы подрабатываете – служите, а знахарством зарабатываете.
Лещенко. Много с нашим народом подработаешь!
Евдокимов. Но ведь не за красивые же глаза вы ворожите?
Лещенко. А, почитай, что и за красивые. Только чтобы отвязались. Знаете, как пристают? А не уважишь – такими на тебя глазами посмотрят, что тут будет не до красоты.
Оплачко /вмешиваясь в разговор/. Мы давно собираемся привлечь вас к ответственности за незаконное врачевание, да всё руки не доходят.
Лещенко. А чего доходить? В аптеке валерьяновый корень и у меня валерьяновый корень, в аптеке медвежьи ушки и у меня медвежьи ушки. Чего же привлекать? Всё, как в аптеке, не отрава.
Оплачко. Но ведь надо же знать – когда давать, сколько…
Лещенко. А вы меня проверьте – у меня бабка, родная моя бабка, моего отца мать, лучше всяких докторов людей пользовала. Не верите?
Евдокимов. Да нет, мы верим, но ведь нельзя!
Лещенко. Много чего делать нельзя, а делаем!
Евдокимов. Но ведь нельзя же ворожить, – вы сами понимаете, что это глупость.
Лещенко (вполне соглашаясь с Евдокимовым). Понимаю.
Евдокимов. Ну, вот, видите, а занимаетесь.
Лещенко. Да ведь пристают.
Евдокимов. А вы отказывайте.
Лещенко. А, вот, вас знакомый пивом просит угостить, вы отказываете?
Евдокимов. Но ведь это же несравнимые вещи.
Лещенко. Пиво вреднее. От моего гаданья ни пользы, ни вреда.
Евдокимов. Но ведь люди верят!
Лещенко. А я их и не обманываю. Я по книге.
Евдокимов. По какой книге?
Лещенко. По учебнику. У меня учебник такой есть. Руководство по чёрной магии. Там всё изложено на все случаи жизни.
Евдокимов. Но ведь это же ерунда, вы сами понимаете.
Лещенко. Но ведь книга же?
Евдокимов. Ну и что, что книга…
Оплачко /приходя на помощь Евдокимову/. Вы поймите, вас можно судить за мошенничество.
Лещенко /вежливо идя навстречу Оплачко/. Извиняюсь, конечно, но может, разъясните – а что же есть мошенничество?
Оплачко /объясняет в тонном соответствии с уголовным кодексом/. Злоупотребление доверием или обман с целью извлечения личной выгоды.
Лещенко. Ну, а какая же у меня выгода?
Евдокимов. Но ведь вознаграждение вы получаете за свою ворожбу?
Лещенко. Вам бы моё вознаграждение. (Он многозначительно переводит взгляд с модных жёлтых туфель Оплачко на свои весьма непрезентабельные чоботы, – взгляд его столь выразителен, что Оплачко невольно убирает ноги под стул). На моё вознаграждение штиблеты не купишь.
Евдокимов. Всё-таки с этим надо кончать, Тихон Петрович.
Лещенко /опять полностью идя навстречу Евдокимову/. Лекций побольше читать надо.
Евдокимов. Каких лекций?
Лещенко. Ну, это вы лучше понимаете – каких. Против знахарей, против бога.
Евдокимов /с лёгким сопротивлением и интересом смотрит на Лещенко, – тот буквально повторяет слова Пронина, который в последнее время часто говорит о необходимости усилить в районе атеистическую пропаганду/. Ну, а при чем тут лекции?
Лещенко. Будете разъяснять, вот и перестанут ходить к знахарям.
Евдокимов. Вы тоже должны идти навстречу, тем более, что вы – советский служащий.
Лещенко /примирительно/. Ну и что, что служащий? Служащий не с советской властью живёт, а с людьми!
Евдокимов /заключая допрос/. Значит, вы себя не считаете виноватым?