Майор Ватрен

Субейрак провел рукой по внезапно вспотевшему лбу.

— Погоди, погоди, — сказал он, — батальон Экема. Не может быть! Батальон Экема стоит налево в лесу Сервель, в лесу Буше и в Таньоне, перед Пертом! В десяти километрах отсюда!

— А все же это так, господин лейтенант. Нас здесь полтора отделения. Мы располагались в туннеле около Таньона. Фрицы атаковали нас с юга. Мы видели, как их танки шли на Таньон и на Перт…

Танки? Так вот он откуда — этот адский шум моторов…

— Майор Экем решил двигаться на Перт. Мы выбрались из туннеля, но не все. Меня поймали по дороге из Со в Таньон. Немцы на грузовиках двигались от Ретеля… Они взяли меня…

— Тебя взяли!

Фрицы заставили меня тащить ящик с боеприпасами. Немецкого солдата, который шел рядом со мной, убило пулей, и офицер-фриц велел мне взять его винтовку и стрелять в наших. Я отказался. Тогда он ткнул мне в спину свой револьвер и заставил меня таким манером идти по дороге. А потом началась суматоха. Я спрятался за дерево, они прошли, а я встретил товарищей. Вот и все.

— Но где же все остальные из батальона Экема?

Парень сделал неопределенный жест рукой.

— Да вот тут сержант…

Среди солдат стоял сержант застенчивого вида. Он козырнул.

— Сержант хочет, чтобы мы присоединились к КП полка. Но ведь это невозможно.

— Как так невозможно? — спросил Субейрак.

— Невозможно, — повторил солдат, стоя рядом с безмолвным сержантом. — Идите посмотрите, господин лейтенант.

Втроем они прошли вперед в прохладную тень. Остальные продолжали лежать на траве. Они подошли к опушке. И Субейраку суждено было навсегда запомнить то, что он увидел.

В трехстах метрах от них, по дороге из Бьерма в Жюнивиль, двигалась моторизованная немецкая колонна, замаскированная ветками, и мотоциклисты в промасленных комбинезонах. Колонна двигалась в направлении Жюнивиля.

Берега реки Эн, где еще накануне, у самой воды, фронтом на север стоял бравый батальон, являлись одной из сторон скошенного четырехугольника длиной около пяти километров. Вторую, западную, более длинную его сторону составляла дорога Ретель — Реймс, от моста Со до Сервельского леса. Третья сторона четырехугольника шла от реймской дороги, проходила через пылавший Перт и соединялась с бьермской дорогой в Жюнивиле. И наконец, немецкая колонна, идущая в Жюнивиль, закрывала четвертую сторону!

Бравый батальон был окружен.

Шестнадцать часов тридцать минут. В двух километрах от них в Перте горели дома, громыхали танки, бесновались автоматы. КП батальона также был окружен.

Как хорошо было в этом маленьком лесу, с озерцом, окаймленным кувшинками! Солдаты рассказывали про бой в туннеле. Им хотелось, чтобы этот лейтенант остался с ними. Как им поступить? Оставаться ли на месте?

— Нет, — сказал Субейрак. — Когда наступит ночь, вы отправитесь на КП первого батальона.

Не стоило рисковать несколькими жизнями. А сам он вернется на КП Ватрена. И не думая об опасности, он на этот раз зашагал прямо на запад, к Веселому лесу.

Как ни странно, его нащупали только тогда, когда до конца пути оставалось несколько сот метров. Немцы стреляли издали и без ожесточения. Он продолжал идти. В какой-то момент он ощутил толчок, упал, поднялся и снова пошел. Едва переводя дыхание, он добрался до южной опушки Веселого леса.

Перед ним вырос майор. Субейрак еле держался на ногах. Глаза слепило. Франсуа машинально поднес руку к плечу, с досадой обнаружил дырку на мундире и увидел, что ладонь его вся в крови. Майор взял его под руку.

— Господи, откуда вы взялись, мой мальчик, откуда?

Словно в тумане Субейрак различил майора и его добрую грустную улыбку. Он быстро рассказал о том, что видел. Туман перед его глазами все сгущался. Фигура майора как будто удалялась от него, поднимаясь наискосок в воздух. Франсуа почувствовал, как его укладывают на траву.

Эль-Медико поднес к его губам фляжку. Франсуа не без юмора подумал, что он, вероятно, напоминает персонаж с картины Альфонса де Невиль «Последние патроны»[26]. Он закашлялся, почувствовал вкус водки из ягоды терновника, попытался сострить и потерял сознание,

VII

Когда немного спустя «Неземной капитан» вернулся на КП Веселого леса, вместе с ним явился капитан-танкист, живой, хвастливый человечек. Казалось, военная катастрофа вовсе не отразилась на нем. Каждую фразу он начинал словами: «Представьте себе…»

— Представьте себе, являются эти фрицы! Вот так! Они окружают нас со всех сторон! И можете себе представить, мы вдруг превращаемся в военнопленных! Но у меня не было ни малейшей охоты идти в плен. И тогда я оставил их всех там и ушел. Да, в этих сетях оказалась дырка, можете себе представить!

Вся эта утомительная болтовня разбудила Субейрака. Он чувствовал себя слабым и точно окутанным ватой. Мучительно болело плечо. Он хотел к нему притронуться, но оно оказалось забинтованным. Жара как будто не было, но в то же время Франсуа ощущал странную легкость во всем теле. Он вспомнил свою прогулку под пулеметным огнем, и запоздалый страх обуял его так сильно, что по спине у него пробежала дрожь. Все отчетливее доносились до него слова танкиста: