— Кто обязан отдать приказ о взрыве?
— Берлин… Фюрер… Или Кальтенбруннер.
— А не Борман?
— Может быть, и он, но я слышал про Кальтенбруннера.
— Сможете на него повлиять?
— Вы же знаете характер этого человека…
— Человека, — повторил Штирлиц, усмехнувшись. — Животное… Он знает о ваших контактах?
— Нет.
— Думаете открыться ему?
— Я не решил еще…
— Если вы говорите правду, то погодите пару недель. Он относится к числу тех фанатиков, которые ночью признаются себе в том, что наступил крах, а утром, выпив водки, от страха норовят написать исповедь фюреру и молить о пощаде. Признавайтесь ему, когда здесь станет слышна канонада… Он намерен приехать сюда?
— Не знаю.
— Он прибежит сюда. Навяжите ему действия. Сам он не умеет поступать… Ни он, ни Гиммлер, ни Геринг… Они все раздавлены их кумиром, фюрером… В этом их трагедия, а ваше спасение… Скажите ему, что обергруппенфюрер Карл Вольф стал равноправным партнером Аллена Даллеса именно после того, как гарантировал спасение Уффици… Признайтесь, что можете сообщить Даллесу о его благоразумии — утопающий хватается за соломинку… А вас — если сможете повлиять на него — это действительно спасет от многих бед…
Хётль задумчиво спросил:
— А что будет со мною? Если вы всех просчитали далеко вперед — в том числе и меня, — то, значит, могут просчитать и другие? Я готов сделать то, что в моих силах, но я хочу получить гарантию… Я должен выжить… Я готов на все, штандартенфюрер, у меня прекрасная семья, я пошел в СС ради семьи, будь проклят тот день и час…
— Вы мне тоже выгодны в качестве живой субстанции, Хётль, наши интересы смыкаются… У меня есть идея… Точнее говоря, она возникла после того, как вы сказали мне про ваши контакты с американской разведкой здесь, под Зальцбургом… Видимо, надо будет вам договориться с вашими контактами, чтобы они вышли на связь со Швейцарией… Вы работаете на швейцарский центр, нет?
— Да.
— На Даллеса?
— Я виделся с высоким черным мужчиной…
— Лет тридцати пяти, надменен, коммунистов ругает не меньше, чем национал-социалистов, нет?
— Так.
— Это Геверниц, — убежденно сказал Штирлиц, — заместитель Даллеса, натурализовавшийся немец. Сильный парень, толк в деле знает… Так вот, пусть те, кто оперирует здесь, вокруг Альт Аусзее, выйдут в эфир с длинной радиограммой — ее немедленно запеленгуют, а вы в это время будете сидеть за столом вместе с Ойгеном и Вилли — полное алиби. Я стану работать с документами, для вас лучше, если отчет о случившемся напишет Ойген… Очень, кстати, страшный человек, старайтесь наладить с ним добрые отношения… Сможете организовать такой радиосеанс?
— Смогу.
— А запросить Швейцарию, отчего я не получаю ответа, сможете?
— Это самое легкое задание, — усмехнулся Хётль.
— Но оно повлечет за собою — в случае если мы не получим ответа, который меня устроит, — более сложное.
— Какое? — вновь насторожился Хётль, даже голову втянул в плечи.
— Вы мне устроите встречу с американцами.
— Здесь работают не американцы, но австрийцы… И встречу я вам не стану устраивать…
— Так уж безоговорочно?
— Да.
— Боитесь, что прихлопну всех скопом?
— Да.
— Но ведь если бы я этого хотел, то попросил Ойгена и его команду заняться вами, и тогда вы устроите такую встречу через час, самое большее.
— Какая вам от этого выгода? — остановившись, спросил Хётль.
— Ну как вам сказать? — Штирлиц усмехнулся. — Получу Крест с дубовыми листьями, благодарность в приказе.
«Сейчас он станет меня убеждать, что выгоднее сотрудничать с американцами, — подумал Штирлиц. — Он лишен чувства юмора».
— Если бы Рыцарский крест вам вручили в сорок третьем, тогда одно дело, — сказал Хётль. — Какой в нем сейчас прок? Он вам, наоборот, помешает, вы знаете, Сталин навязал американцам драконовский закон о наказании офицеров СС…
— Да?! Черт, вы правы! — Штирлиц снова запрокинул голову; небо стало еще более темным, такое оно было тяжелое, высокое. — Сколько времени мы гуляем?
— Вы верно спросили, — ответил Хётль. — За нами пошел ваш Курт.
— Значит, минут тридцать… Проверка… Теперь вот что… Подумайте, кто из здешних осведомителей гестапо оставлен для работы в подполье? Кто возглавляет местный «Вервольф»?
— Это тайна за семью печатями, «Вервольфом» занимается НСДАП, гауляйтер Айгрубер…
— Он — больной человек?
— Здоровый.
— Я имею в виду психическое состояние… Плачет во время выступлений? Срывается голос, когда возглашает здравицу в честь фюрера? Действительно убежден в победе?
— В таком случае, болен… Только можно ли фанатизм называть болезнью?
— Или болезнь, или холодный и расчетливый карьеризм, который всегда граничит с предательством.
— Тогда, скорее, первое. Айгрубер болен…
— Болен так болен… Я не зря спросил вас про осведомителей, оставленных для работы в рядах «Вервольфа», Хётль. Мы проведем комбинацию; я стану с вами беседовать в присутствии Ойгена — после того как вы устроите радиосеанс. Беседовать буду обо всем и о том, кого можно подозревать в измене среди здешних жителей… Спрошу, кто особенно хорошо знает местность… Кто может тайно пройти в район замка и наладить связь со Швейцарией отсюда, чтобы бросить тень на вашу контору… Понимаете?