Майор Вихрь

– Мне кажется, вы что-то путаете, господин майор.

– Если б вы не откликнулись на Либо – я бы действительно путал. Сейчас, я убежден, не путаю.

– Чем же конкретно я похож на отца?

– Походкой, манерой держать голову, овалом лица, той массой неуловимых деталей, которые позволяют запомнить сходство. Меня он в свое время поразил: он был личностью – враг, серьезный враг, но громадной воли человек.

– Он был блондин?

– Не то чтобы блондин… Не то чтобы ярко выраженный блондин. Во всяком случае, он был светлый, как вы, если мне не изменяет память. Но главное – я запомнил его глаза, разрез глаз, рот, манеру держать себя. Это поразительно! Но интересует меня не ваш отец – он враг нации…

– Господин майор, я просил бы вас находить более точные выражения…

– Вы не согласны с тем, что главарь, точнее, один из главарей коммунистического мятежа может быть определен как враг нации?

– Сначала вы обязаны доказать мне то, что я сын того врага, а после мы станем говорить об оценках его деятельности.

– Лейтенант, меня, право, мало интересует ваша генеалогия. Меня интересуете вы, ваш генезис – один из прославленных воинов СС, сын… того Либо, – улыбнулся Трауб, – скажем так, а? Вы не против?

– Я не против.

«Или это подчеркнутое спокойствие – проявление смятения, – думал Трауб, размешивая сахар в кофе, – или он – кусок льда, мертвый человек, самое страшное, что может быть».

– Давайте, дружище, давайте, – улыбнувшись, попросил Трауб, достав из кармана блокнот и ручку, – признавайтесь во всем. Я восславлю солдата. Единственно честные люди земли – солдаты.

– Мне приятно слышать это от офицера и журналиста.

– Итак…

– Где моя мать?

– Этого я не знаю.

– Сколько я себя помню – я был сиротой.

– И ничего не знали о ваших родителях?!

– Ничего.

– И вам ничего об этом не говорили?

– Кто?!

– Командование.

– Нет.

– Вы член партии?

– А вы?

– Я всегда сочувствовал движению.

– Ну а я всегда сражался за него.

– Браво! Это красивый ответ.

– Это не ответ, это правда.

– Еще раз браво! Но что-то, я вижу, вы не из разговорчивых. Расскажите-ка мне историю вашей борьбы: фронт, где и за что получены ваши боевые награды, друзья, эпизоды сражений. Солдат обязан быть сдержанным, но он при этом должен уважать прессу.

– Окончив школу офицеров СС, я был отправлен на Восточный фронт для выполнения специальных заданий командования войск СС. За выполнение этих заданий солдаты, которые находились в моем подчинении, а также и я были награждены волей родины и фюрера. Еще кофе?

– Нет. Спасибо. Больше не надо.

– Это натуральный кофе.

– Я чувствую.

– Чем я еще могу быть вам полезен?

– Больше ничем. Простите мою назойливость, лейтенант, – сухо ответил Трауб. – Желаю вам счастья. Всего хорошего.

– Господин майор, в силу того, что я нахожусь при выполнении особого задания, положение обязывает меня настоятельно попросить вас зайти к моему начальству.

– Не понял…

– Мне следует сейчас же вместе с вами зайти к моему руководству. Всякий, кто вступает со мной в контакт, обязан быть представлен руководству. Это указание полевого штаба рейхсфюрера СС.

– Лейтенант, вы в своем уме? Доложите руководству, что к вам приходил военный писатель Трауб. Если надо будет, меня пригласят для объяснений.

– Я все понимаю, но тем не менее, господин майор, я вынужден подчиняться приказу.

«Неужели это конец? – подумал Трауб. – Какая глупость! Боже, какой страшный этот парень. Это же не человек. В нем вытравлено все человеческое. Это животное. Нет. Это даже не животное. Это механизм, заведенный однажды. А может быть, даже хорошо, что это настало, – я устал ждать».

– Господин Либо, я ценю шутки, пока они не переходят границ уважительности друг к другу.

– Господин Трауб, – сказал Либо, поднявшись, – не заставляйте меня применять силу.

– Вы забываетесь.

– Господин Трауб, я больше не стану повторяться.

«Что я сделаю с этим верзилой? – подумал Трауб. – Видимо, надо идти».

– Ну что ж, – заставил он себя улыбнуться, – пожалуйста. Если вы настаиваете – не драться же мне с вами.

– Благодарю вас, господин майор. Я глубоко признателен вам за то, что вы верно поняли мой долг.

Телефона у Либо не было. Была кнопка – зуммер тревоги и сигнал вызова машины из гестапо. Он нажал сигнал вызова машины.

Шеф гестапо Крюгер разложил перед Траубом несколько фотографий и сказал:

– Это дьявольски интересно, майор. Ну-ка, покажите, кто из этих людей отец Либо?

Трауб внимательно посмотрел фотографии:

– Вообще-то в этом их сходстве было что-то неуловимое…

– Это поразительно. Писатели, писатели, я не устаю восхищаться вами. Нам бы, разведчикам, вашу память. Ну, какой из них? Напрягитесь. Мне это интересно с чисто профессиональной точки зрения.

«Нет, здесь его нет, – думал Трауб, – это все фотографии тридцатых годов, судя по костюмам. Что он хочет? Зачем эта игра? Здесь нет Либо. Здесь нет никакого сходства с тем парнем. Пожалуй, я бы заметил хоть какое-нибудь сходство, если б оно было».

– Здесь нет Либо.

– Какого Либо.

– Старшего.

– Того, которого вы интервьюировали на баррикадах в Гамбурге?

– Да. Именно того.

– Как его звали, не помните?

– Не помню, право. Просто Либо. Так его звали все.