Майор запаса

— Не надо противиться этому, капитан, — тихо прошептал Диего. — Пожалуйста, не противьтесь. Слушайте! Она не хочет вам навредить, она хочет только, чтобы вы ее выслушали.

— Я тоже здесь, капитан Фиске, — шепотом сказал Стив Марголис, но вовсе не так мягко и заботливо, как Диего. — Я — ученый, и ваш отец — тоже ученый. Если это — какая-нибудь мистификация, мы сумеем это понять. С нами вы в безопасности. Грин и второй пилот тоже здесь. Вы в безопасности.

— Вы в безопасности, и с вами все в порядке. И вы здесь потому, что Сурс хочет очень многое сказать потомкам тех, кто первым пробудил его к жизни, — сказала Клодах.

Торкель снова попытался вырваться, и тут вся пещера внезапно содрогнулась и стала содрогаться снова и снова, в такт слившемуся воедино дыханию присутствующих. По стенам заскользили смутные образы, и Яна снова ощутила уже знакомое потрясение от мысленного контакта с планетой. Ее пробрала приятная дрожь.

Вдоль позвоночника словно пробежали искорки, и разум Яны озарился новым всплеском неземной радости и блаженства от полного единения с иным разумом — самое прекрасное и захватывающее чувство из всех, которые ей когда-либо доводилось испытать. Какой-то частью сознания Яна уловила изумленный возглас Торкеля, которого тоже захватило волной этого ощущения — как, впрочем, и всех остальных. Все застыли в изумлении, прикоснувшись к нечеловеческому разуму планеты, слившись с ним воедино. Каждый стал частью одного целого, каждый ощущал близость других: теплая кожа и теплые стены пещеры, теплый туман и теплое дыхание — все смешалось и растворилось в тяжелой ритмичной пульсации огромного сердца планеты.

Прохладный пол пещеры представился Яне раковиной изо льда и камня, в котором томилось до времени это сердце. Потом, казалось, самая суть Яны содрогнулась от невыразимого счастья и блаженства — это было блаженство пробуждения, пробуждения планеты к жизни. Жизнь наполнила ее до краев и забурлила неудержимым потоком радости. Ее тело не могло удержать в себе такую радость жизни, и прекрасные новые живые создания стали прорастать прямо сквозь ее кожу, и волосы, и глаза, и рот, и нос, и уши, и каждый ноготь, и каждый волосок на коже сочился жизнью, каждое мгновение порождая тысячи тысяч новых, прекрасных созданий — цветущих и покрытых мехом, крылатых и когтистых, и мягкую стелющуюся губку зеленого мха, и стройные, устремленные ввысь стволы деревьев с нежными, трепетными листьями, источающими сладостный аромат. И посредством каждого из этих прекрасных существ она могла с необычайной легкостью — стоило только пожелать — говорить и петь, играть и танцевать, любить и смеяться — и жить. Даже смерть была только частью жизни — она чувствовала это, с сожалением, но без печали.

Эти чудесные создания вызывали у нее блаженный трепет, они ласкали ее кожу, они ныряли и плавали в ее живой крови, насыщая ее и поддерживая в ней жизнь. Ей было хорошо, она была одним целым со всеми этими прекрасными живыми созданиями, она жила и была счастлива.

Но вот она вдруг почувствовала боль — несильную боль, совсем рядом с сердцем. Сначала эта боль побеспокоила ее всего раз и совсем недолго. Боль стала сильнее, когда часть созданий, выросших из ее тела, покинули ее — но и эту боль она поначалу смогла вынести. Но прошло время, а боль не унималась, и пришла другая боль. Боль становилась все сильнее и сильнее — острая, резкая боль пронзала тело, как будто кто-то безжалостно терзал ножом ее плоть, живьем резал ее на куски. Она содрогнулась и вскрикнула от боли, и заплакала — посредством тех существ, что выросли из нее. И были такие, кто услышал и пожалел ее, но были и те, кто не смог вынести тяжести ее страданий. Задыхаясь от боли, она терпеливо ждала, когда станет легче — и боль отступала, но только для того, чтобы вскоре вернуться вновь.

И тогда первая боль, главная, основная боль, чем-то похожая на тот экстаз освобождения, который когда-то разорвал оковы льда и камня, пленившие ее живое сердце, — стала сильнее и глубже, пронизала все ее существо, так что она не в силах была больше терпеть. И тогда она рассекла свое тело... Она сдавливала больное место все сильнее и сильнее, напрягая всю силу своих мышц и остова, и до звона натянутых нервов, направляя туда свою кровь — и нарыв лопнул, а она вздохнула с облегчением, истекающая кровью, но освободившаяся от боли. Те существа, что питали ее тело, бросились ей на помощь и собрались вокруг больного места, чтобы поддержать ее. И она почувствовала эту поддержку и помощь и снова ощутила целостность и единство с ними, покой и радость освобождения от боли — ощутила посредством тех, кто первым ее освободил.

Постепенно образ вулкана, разорвавшего изнутри ее грудь, померк, растворился в ощущении боли, хлынувшей наружу из всех пор на ее коже — и понемногу затихшей. Образ рассеялся — Яна восприняла боль Сурса изнутри, как свою собственную, и освободилась от этой боли, пропустив ее через себя. Она лежала на полу пещеры, рядом всхлипывал Торкель Фиске, здесь же лежал Диего, а с другой стороны — Стив Марголис и Шон.