Корявое раскидистое дерево, ветки которого я заметила слишком поздно, впилось колючками мне в платье, больно оцарапало щеки. Я вскрикнула.
– Ах, Боже мой! – сказала я сквозь слезы. – Это невыносимо!
Одежду мне так и не удалось отцепить, и я в сердцах рванула платье, оборвав себе весь подол. Заплакав, я побрела дальше. Какое ужасное положение! Где я найду приют в эту ночь?
Мне встретился водопад, ниспадающий со скалы. Я не столько увидела его в темноте, сколько услышала его шум; наощупь, скользя руками по заросшим мхом камням, я нашла холодную струю воды и умылась. Затем напилась, глотая воду с какой-то судорожной жадностью. Я бы пила еще дольше, но мне было страшно долго стоять в одной позе: в это время кто-то мог напасть на меня сзади. Кроме диких животных, на Мартинике было полно всяких злых духов – по крайней мере, рабыни в Шароле без конца судачили об этом.
– Пресвятая Дева, как же мне страшно!
Я не понимала, куда иду, и брела, брела наугад, насилу переставляя ноги. Сердце у меня сжималось. Предчувствие говорило мне, что роды застанут меня не через неделю, а уже сейчас, этой ночью. Может быть, в эту минуту…
4
–– Нужно было повернуть немного вправо, – прошептала я, – да-да, немного вправо! Там, кажется, дорога полегче…
Я осторожно стала спускаться по склону. Здесь лес был реже, и сквозь щели между деревьями лился лунный свет. Я цеплялась за стволы и ветки, боясь упасть, – земля была влажная после недавнего ливня, и мои туфли с гладкой подошвой очень скользили. Как устали у меня ноги… Непреодолимая сила тянула меня к земле; я думала о том, как было бы хорошо, если бы я хоть на полчаса прилегла. А то бы и заснула.
Ребенок круто повернулся во мне, и его движения вызвали во мне не приятные ощущения, к которым я уже привыкла, – напротив, резкая боль заставила меня согнуться.
– О Господи! – проговорила я, переводя дыхание.
Боль исчезла так же внезапно, как и появилась, но потом стала возникать периодически. Чем больше и быстрее я шла, тем чаще повторялись приступы боли, тем дольше и пронзительнее они становились.
На лбу у меня выступил пот, я тяжело дышала, едва успевая переводить дыхание, которое сковывалось болями, мучившими меня теперь почти каждую минуту.
– К-кажется, – прошептала я, с трудом выговаривая слова, – это уже начинается.
Меня обуял страх. То, что вот-вот должно было произойти, представлялось мне совсем не таким, каким сейчас было. Родить ребенка здесь, в этом диком лесу, где, чего доброго, ползают змеи? Нет, это было бы слишком ужасно!
Забывшись, я слабым голосом звала Маргариту, Нунчу и даже так мало известную мне мать, потом мои губы назвали и имя мадемуазель Дюран, но – увы! – никто из этих людей не мог оказаться поблизости.
Тело с трудом повиновалось мне, я хотела кричать, кричать громко, но боялась собственного крика – мало ли каких зверей он мог призвать сюда, в чащу?
– Боже, ну когда же этому будет конец? – простонала я, сгибаясь едва ли не вдвое.
От боли я искусала себе губы, но самые сильные страдания доставляла не боль, а те короткие промежутки затишья, когда я с ужасом прислушивалась к происходящему во мне и ожидала новых мучений.
Я медленно выпрямилась, чувствуя, как струйка крови из прокушенной губы стекает у меня по подбородку, и с изумлением заметила, что лес находится уже за моей спиной, а я сама стою на посевах чьей-то кофейной плантации.
Боль на некоторое время, кажется, оставила меня, и я могла передохнуть. Схватившись руками за ствол ближайшей пальмы, я ощущала, как мои ноги подкашиваются и я оседаю на землю. Идти до домика, видневшегося на горизонте, у меня уже не было сил.
Время, похоже, близилось к полуночи. С неба на меня равнодушно взирала луна. Мне тоже на какой-то миг стало все безразлично. Я замерла в неподвижности, как истукан, обхватив руками дерево.
Я просидела несколько минут, не в силах пошевелиться и с безумной радостью осознавая, что боль не возвращается. Значит, есть надежда, что мне удастся дойти до какого-нибудь жилища.
Вдруг чьи-то голоса раздались поблизости. Деревья скрывали фигуры незнакомцев, но я ясно слышала разговор, из которого заключила, что они осматривают окрестности.
– Посмотри там, в лощине, – произнес властный мужской голос, – нам не нужны соглядатаи.
– Хорошо, господин Пьомбино, – отвечала женщина.
– Напрасно ты так беспокоишься, – сказал другой мужчина по-итальянски. – У властей есть другие заботы, кроме как наблюдать за нами.
– Я знаю, что говорю! За некоторые дела мне грозит виселица, так что надо быть начеку.
– Ты преувеличиваешь.
– Заткнись! Вы должны выполнять то, что вам сказано.
– Смотри, смотри! – закричал мужчина. – Куда это бросился наш Вуайю?
Я едва успела уяснить, что оказалась на ферме Пьомбино, и еще не успела удивиться тем путям, что привели меня сюда, как огромный клыкастый пес, глухо рыча, очутился в двух шагах от меня и вцепился зубами в мое платье. Я закричала от страха.
– Эй, Луиджи! Там кто-то есть!
Они оба устремились ко мне и оттащили пса.
– Эй, кто ты такая? – спросил один из мужчин, направляя свет фонаря мне в лицо. – Что ты здесь делаешь?