Майский ястреб (ЛП)

У врагов было достаточно времени, чтобы увидеть наше приближение. Нас встретили дротиками. Я в ответ метал дротики, целясь в одно место, надеясь проложить путь именно через него. Мир исчез. Остался только свет и восторг боя. Я метнул копье и выхватил Каледвэлч. Саксы стояли, уперев копья в землю. Внезапно их линия заколебалась, а для меня высветились их смертельно побледневшие лица под яркими шлемами. Я летел на них, раскачивая Цинкаледа влево-вправо, уклоняясь от копий, разворачивая коня вдоль линии и нанося удар за ударом. До меня долетали смутные крики, но они не имели значения. Саксы двигались медленно, словно в воде, отшатываясь, поворачиваясь словно затем, чтобы мне было удобней рубить. А потом налетела наша конница и строй саксов распался. Мы пронеслись через их ряды и развернули коней, чтобы уничтожить остатки. Кажется, я пел. Свет в моей голове отлился в какие-то непонятные слова. Дальнейшее тонет у меня в памяти в сплошном сиянии.

Позже я узнал, что армия саксов разбита. Они пытались отступить тем же путем, каким пришли, но конница преградила им путь, перекрыв мост. Отступление переросло в бегство: через лес, через реку, и дальше, как можно дальше. Саксы бросали щиты, мешавшие плыть. Часть людей Кердику удалось собрать вокруг себя и построить, но пока он собирал их, бритты перешли мост, а конница начала охоту за пешими саксами. Кердик сдался Артуру ближе к вечеру, а мы преследовали бегущих, пока врагов не осталось.

Я плохо запомнил эту битву, как, впрочем, и многие другие. В памяти застряли только отдельные яркие фрагменты. Уже темнело, когда ко мне подъехал Бедивер и поймал Цинкаледа за уздечку.

Наверное, он все это время сражался где-то неподалеку, но я не вспоминал о нем. Я видел лишь врагов, и теперь я тоже занес меч, приняв его за одного из них. Он поймал мою руку.

— Уймись, — очень тихо почти шепнул он мне. — Все кончено, Гавейн.

Я поймал его взгляд, темный и спокойный, и у меня в сознании немного прояснилось.

— Уймись, — повторил он.

Только тогда я глубоко вздохнул, опустил меч и огляделся.

Нас окружали мертвые враги. Леса вокруг не было. Почему-то мы оказались на равнине. За спиной Бедивера замерла наша конница. Лошади стояли понурые, они слишком устали. Люди устали не меньше, но головы не опускали. Напротив, все смотрели на меня, и смотрели с трепетом.

Я потряс головой и попытался вложить меч в ножны. Почему-то ни с первой, ни со второй попытки мне это не удалось.

— А где это мы… — начал я и замолчал. Усталость обрушилась на меня, как огромный морской вал в шторм. Пришлось ухватиться за гриву Цинкаледа, чтобы не выпасть из седла. Болел бок. Я чувствовал себя опустошенным, как выжатая тряпка. Все казалось темным и тусклым, а ведь еще мгновение назад мир сиял невообразимо яркими красками.

— Примерно милях в трех от того места, где все началось, — ответил Бедивер на мой незаконченный вопрос. — Ну и битва была! Кердик сдался, завтра они с Артуром обсудят условия мира. Нам это удалось! Пора в лагерь, отдыхать.

До лагеря мы добрались уже в темноте, но в самом лагере было светло от множества факелов и костров. Мертвых и раненых привозили с поля боя, раненых несли к врачам, а возле мертвых встали караулы, охраняли тела от мародеров. Мужчины и женщины сновали взад и вперед: кто-то нес для врачей травы, кто-то — горячую воду; еду для людей и корм для лошадей. Для многих битва только начиналась. Хорошо, что моя роль окончена, и мы с Цинкаледом сможем отдохнуть. Он ведь тоже устал, хотя выглядел куда лучше прочих лошадей.

Нас встречали. Цинкалед вскинул голову, и его шаг снова стал пружинистым. Воины подтянулись и даже улыбались в ответ на приветствия и поздравления. Наконец, мы передали коней слугам и прошли к середине лагеря. Здесь я увидел Агравейна. Похоже, он сортировал пленных. Вид его заставил меня задуматься о том, как выгляжу я сам. Агравейн был грязен, плащ висел на нем какими-то лохмотьями, на щеке запеклась кровь, борода растрепана, но глаза сияли.

— Солнцем, ветром и морем клянусь, Гвальхмаи! — крикнул он по-ирландски. — Ну и вид у тебя! Был бы здесь отец, прямо тут же отдал бы тебе половину Оркад за одно это сражение! Дьявол! Да что там половину! Все бы отдал. Ты сражался, как Кухулин! Клянусь своим народом...

Дальше я не услышал. Агравейна оттеснили другие воины. Они выкрикивали здравицы, хвалили нас на все лады, и мне все это показалось чрезмерным. Я по-прежнему ощущал себя измотанным до предела, и весь этот шум не вызывал ничего, кроме досады. В ответ на поздравления и выкрики я только качал головой.

— Может, ты и прав, — сказал я, протолкавшись к Агравейну. — Кухулин на поле боя сходил с ума… Мне кажется, я тоже не соображал, что творю. Ну, какой из меня Кухулин? — Я вспомнил благословение короля Луга. А ведь Кухулин — его сын… Я потряс головой. Нет, думать она не хотела ни в какую. Устал. Хотелось, чтобы вся эта толпа куда-нибудь делась… — Ты не мог бы попросить их помолчать? — спросил я Агравейна.

Он понял меня буквально. Отпустив мое плечо, он развернулся к толпе и рявкнул: