Майский ястреб

Кердик держал в Сорвиодунуме (если использовать римское название) триста двенадцать отборных воинов, охранявших форт. Прочее его воинство насчитывало около пяти тысяч человек, точно, впрочем, никто не знал, сколько их. Лагерь жил в постоянной готовности к войне. Небольшие отряды уходили и приходили почти каждый день. Короткие набеги обеспечивали лагерь продовольствием. В какой-то момент я решил попытаться бежать во время прибытия одного из таких отрядов, и болтался у ворот, пока меня не предупредили другие рабы о страже, весьма бдительной и подозрительной. С вершины холма в центре форта я смотрел на лес и думал, что легко затерялся бы среди деревьев, но лес тянулся к северо-востоку, а там мне делать было нечего. На западе, где находилось ближайшее британское королевство, расстилались пустые поля. К тому же за мной присматривали. Никто не запрещал мне бродить по форту, но поблизости всегда находится какой-нибудь раб или воин. Кердик не хотел потерять такую важную будущую жертву. Конечно, это нервировало меня. Я ведь привык к уединению, а тут вокруг всегда было множество народу.

Я молился Свету, но он молчал. Я даже подумывал обнажить Каледвэлч и попытаться прорваться за стены. Понимал, что это верная смерть, но зато это смерть воина. Я уже устал быть рабом. Это слово постоянно звучало у меня в голове. Оно мучило меня по ночам, и каждое утро, просыпаясь, я первым делом вспоминал о своем уделе. Наверное, так же чувствовал себя ястреб, случайно влетевший в сеть. Чем дольше он бьется, тем сильнее запутывается в петлях. А силы-то уходят!

Я начал остро осознавать ход времени. С тоской смотрел, как быстро рассветные краски неба тускнеют, как сначала укорачиваются, а потом удлиняются тени, как день переходит в ночь. Ночами я смотрел на убывающую луну и думал, что пока она светит на небе, я буду жив, а потом… Но с каждым днем лунный серп становился все тоньше. Вот уйдет она совсем, и мир, по крайней мере, для меня окутает Тьма.

Иногда мне казалось, что и Свет покидает меня так же. Однажды Он предупредил меня о планах Элдвульфа, и устранился, наблюдая за моими действиями. Две недели — небольшой срок, но когда они наполнены ожиданием смерти, то кажутся бесконечными. А потом оказалось, что эта бесконечность разом кончилась. Я думал о том, что мой господин бросил меня, предоставил меня собственной судьбе. К этому тоскливому чувству прибавился особый страх. Я боялся себя, вернее, того, что отличало меня от остальных людей. Наверное, многие бы предпочли считать себя не такими, как остальные, но я-то знал! Дело не в одиночестве, к нему я привык, дело в неизвестности. Все боятся того, чего не понимают, тем более, когда это неизвестное живет в тебе самом.

Итак, я наблюдал, как саксы пытаются усмирить Цинкаледа, старался побольше бывать рядом с ним в стойле, лишь бы не думать о себе. Чистота белого коня, казалось простой и ясной, в отличие от моих сложных и непонятных страхов. Он сражался и не думал об исходе борьбы.

Две недели прошли. Луна превратилась в узенький серпик на небе, в тонкий волосок света, а промежутки между звездами стали совсем черными. Следующей ночью луны не будет. Следующая ночь станет моим последним днем, а я так ничего и не придумал. Уже под вечер я решил-таки попытаться воспользоваться мечом и посмотреть, не удастся ли мне убить Элдвульфа или Кердика, прежде чем они убьют меня.

Я снова стоял в круге, где бесился Цинкалед, и смотрел, как Кердик пытается оседлать коня. Конечно, он опять потерпел поражение и оказался на земле. Напротив меня стоял Элдвульф и жевал бороду. Он только что попробовал какое-то новое заклинание, но без толку, и теперь злился на весь свет.

— Засранец! — в ярости прорычал Кердик, поднимаясь. — Ты меня надул!

У него были все основания негодовать. Представляю, какую цену убедил его Элдвульф дать за лошадь. Наверняка речь шла о человеческой жертве. А что еще могло понадобиться Элдвульфу для своих дьявольских покровителей? Конечно, жизнь какого-нибудь пленника или раба для Кедрика ничего не значила, наверняка он посчитал ее небольшой ценой за такого красавца, да только никакого проку от Цинкаледа Кердик так и не получил. Стати коня не имели значения. С таким же успехом вождь мог купить хромую клячу. Ну и что, что конь сидхе легко мог оставить позади всех лошадей Британии?

«Солнцем и ветром клянусь!» — мысленно произнес я любимую клятву Агравейна. — Да я был слеп, как крот, в то время как решение было у меня перед носом! Или я все же чего-то не понимаю? — думал я, подходя к Кердику. Вот же способ разрешить все мои сомнения разом! Мой Лорд ...

— Господин мой король, — обратился я к Кердику. Он заметил мое приближение и довольно мрачно смотрел на меня. — Разрешите мне попробовать оседлать эту лошадь.

Кердик пришел в ярость и так приложил меня по скуле, что я едва не упал.

— Наглая собака! Ты раб! Неужто ты думаешь добиться успеха там, где потерпел поражение король? Выпороть!

Похоже, я недооценил степень его расстройства, и теперь стоял, потупившись и потирая скулу.