Макароны по-флотски

Понятное дело, все эти фокусы всем оперативным (да и всей бригаде лодок, и всему гарнизону) были хорошо известны, однако попробуй не отреагируй – политотдел с кишками и носками сожрёт. На ретранслятор немедленно отправлялась группа восстановления уставного порядка в виде мичмана-связиста и замены «распоясавшемуся негодяю, роняющему лицо советского матроса». То есть такого же матросика, готового к одичанию.

Заросшего бородой косматого «нарушителя воинской дисциплины» везли в гарнизон, а тот в это время нетерпеливо потел, млея от предстоящей встречи с цивилизацией. В цивилизации его традиционно стригли, мыли и брили, после чего выписывали записку об аресте и сажали на гауптвахту, где из всех благ цивилизации не было только телевизора. Отсидев и освободившись, счастливый связёр балдел в родном подразделении бригады до тех пор, пока с ретранслятора не поступал очередной слёзный доклад об избиении одного матроса другим, и круг таким образом замыкался.

С ретранслятора, кстати, открывался шикарный вид на окрестности самой красивой бухты на свете. Далеко не всем, служившим на Камчатке, дано было вкусить прелесть сию. Только зенитчикам-ракетчикам и связистам когда-то грозной 182-й отдельной бригады подводных лодок. С той стороны бухты.

НЕМНОГО ПРО РАЦУХИ

Ну, так о чём мы там?

А, вспомнил. О рацработе же.

То есть о рационализаторской, так её и разэтак.

В общем, и директивка была, и приказ Главкома был, и приказы командующих флотами-флотилиями. Каждый офицер и мичман в течение года должен был выдать на-гора минимум два рационализаторских предложения. Или одно изобретение.

Вне зависимости от должности. По-моему, только «рыцари языка и слова», сиречь политрабочие, были от сего тяжкого бремени освобождены. Хотя им тоже не возбранялось у себя в кабинете с портретами вождей что-нибудь изобрести или рационализировать. И, говорят, вроде бы даже случаи такие бывали. Ржач несусветный.

На флоте всегда есть что рационализировать. Усовершенствовать. Улучшить, упростить, сделать удобнее. Как сейчас принято говорить, «юзабельнее». Например, модифицировать подводную лодку. Силами личного состава, силами экипажа. Те, кто её строил, не додумались – значит, должны додуматься мы. Есть мнение, что атомоход К-429 у нас на Камчатке в 1983-м утонул как раз в результате внедрения такой вот «рацухи» в системе вентиляции и в пульте управления погружением-всплытием.

Уже не помню, как оценивалось изобретение. Не помню, потому что за всё время у нас никто ничего так и не изобрёл. Рацпредложения же оценивались на глазок. Эффект есть? Есть. Какой? У-у, козья дупа! Ещё какой! Экономический. Улучшилась, ангидрид её перекись марганца, эксплуатация сложной боевой техники, налицо выгода государству. Экономия народных средств плюс боевой, ёшкин клюз, эффект. Супостата громить будет сподручнее. И можно даже прикинуть в рублях, насколько сподручнее. Обычно десять рублей.

В штабах флотов и флотилий имелись целые отделы РИЗ. Туда посылались отчёты – не то раз в год, не то раз в полгода. Кто там чего изобрёл. Они всё это дело усердно обобщали и пачками слали выше. А обратно сверху приходили уже бюллетени-указивки: мол, где-то на Черноморском флоте сметливые ребята вон какое чего придумали, так что и вам следует немедленно внедрить. О внедрении доложить, и попробуй не внедри и не доложи в срок.

Можно ли рационализировать ракету? Ракету – нет. Нельзя. Понятно почему: ибо кто будет отвечать, если она в результате внедрённой «рацухи» полетит невидимо куда? Поэтому рационализировалось всё вокруг, кроме ракет, торпед, мин и пушек. Не подал за год ни одной «рацухи» – получи выговор, тащи служебную карточку обратной стороной вверх.

В ядрёнутых войсках военно-морского флота рационализировать можно было всё, кроме собственно изделий (как боевых, так и учебных) и того, к чему они непосредственно привинчиваются. Специнструмент, контрольно-стендовая аппаратура и прочие железяки – это пожалуйста, но внедрять идею разрешалось только после высочайшего утверждения, которое спускалось сверху в виде бюллетеня на доработку спецтехники. А что попроще, так внедрялось и без вопросов вообще. Раз-два-пять – внедрили, по червонцу в финчасти получили, личный план по рацухам выполнили. Ура. Спрыснули и служим дальше.

И садилась комиссия РИЗ части, и заседала. Три бедолаги – капитан-лейтенант, старлей и лейтенантик, приказом командира назначенные изображать рассмотрение всей этой чуши, а председателем комиссии был сам главный инженер. Который порою задирал взгляд к облакам (сквозь полутораметровые железобетонные потолки спецсооружения) и шептал: «О, хосссподи!..» Ибо вымученные рацпредложения вызывали желание биться головой о стену, такую же полутораметровую. Изнутри.

Но они же – рацпредложения – подчас доставляли и немало незабываемых минут. В том числе и командиру части, который потом утверждал протокол комиссии. А заседание комиссии обычно называлось «пойдём почешем наши абрикосы».

– ...Что там дальше?