Порывшись в рундуке, старпом выудил оттуда кусок душистого детского мыла и, не без сожаления, протянул его матросу.
– На, держи. Из личных запасов, – важно сказал он. – И чтоб сейчас же весь трап перемыл. Действуй!
Выйдя из каюты, Голиков бросился исполнять приказание. Меньше чем через час, заново намыленный, вымытый и высушенный трап благоухал нежным парфюмерным ароматом. Матрос бросил ветошь в кандейку, вытер со лба испарину и устало прислонился к переборке…
Тут броняшка распахнулась и в коридор спустились новые проверяющие: помощник старпома, старпом и командир корабля – капитан первого ранга. Командир, упитанный, широкоплечий, черноволосый, с осунувшимся и немного посиневшим лицом, внимательно обошел объект приборки, осмотрел тамбур, трап и коридор… Наконец он остановился, продолжая придирчиво оглядываться… Уйти, не дав дельный совет, он не мог, но этот совет пока никак не приходил ему в голову. После некоторой паузы Командир проговорил, серьезно и деловито придавая значение каждому слову:
– Матрос, молодец, всё хорошо, и трап, и палуба, но вот… переборки… – командир помедлил, ещё раз обводя взглядом коридор с уставными серыми переборками, – переборки надо отмыть…
Сопровождающие командира переглянулись и утверждающе закивали.
– Есть, товарищ капитан первого ранга! – отчеканил Голиков: – Чем отмывать? Детским мылом?
– Зачем детским? – опешил командир корабля: – Хозяйственным…
– Но, товарищ капитан первого ранга, запахи смешаются…
– Какие запахи?! – командир недоумевая обернулся к стоящему немного позади старпому.
Старпом как ни в чём не бывало пожал плечами.
– Това… – начал было Голиков, но, заметив высунувшийся из-за спины командира выразительный старпомовский кулак, осёкся на полуслове.
– Есть мыть хозяйственным мылом! – поправился он.
– Н-да… Хорошо… – командир корабля почесал затылок и, уже поднимаясь по трапу, оглянулся на старпома:
– Ты тут разберись… – тихо сказал он, выразительно кивая он на матроса, – похоже крыша поехала…
– Обязательно, тащ командир… – понимающе закивал головой старпом. – Переутомились бойцы, бывает.
Командир вышел в тамбур. Выждав момент, Голиков решился наконец, переспросить старпома: – Так чем мыть-то?
– Чем я сказал, тем и мой, – прошипел старпом, наклоняясь к самому уху матроса, и поспешил наверх по сверкающему трапу.
– Есть! – донеслось ему вдогонку.
Голиков взял смыленный наполовину кусок детского мыла и, вздохнув, начал взбивать губкой мыльную пену в кандейке. Два часа ушло на очередное замыливание и отдраивание всех переборок офицерского коридора. Матрос тёр их не на страх, а на совесть, до боли в суставах. «Ну, теперь-то не может не понравится», – подумал он, смывая мыльную пену.
Он отступил на шаг, поднял глаза и… вздрогнул. То ли из-за того, что тёр он эти переборки с излишним усердием, то ли из-за того, что мыл он их детским мылом, но переборки изменили цвет. Вместо уставного, серого шарового, привычного цвета, они теперь предательски отливали нежно розовым оттенком.
– Во попал! – матрос устало опустился на сверкающую балясину трапа.
Наверху послышался шум. Голиков вытянулся по стойке «смирно». По трапу в коридор спускались: помощник старпома, старпом, командир корабля и командир эскадры (комэск) – капитан первого ранга.
Перепачканный, взмокший от пота матрос Голиков затаил дыхание. «Только бы не заметили», – билась в голове одна единственная мысль.
Командир эскадры, невысокий, лысый, лет пятидесяти, с круглым животиком и круглыми как пуговки глазками, первым делом осмотрел трап. Тот благоухал детским мылом, отражая всеми своими надраенными плоскостями, многочисленные начальственные физиономии. Комэск остался доволен:
– Ловко, ловко, – проговорил он, проводя пальцем по медной балясине трапа.
Вдруг, брови над его круглыми глазками вздрогнули и поползли вверх, взгляд комэска остановился на нежно розовых переборках, фуражка подпрыгнула на его лысой голове…
– Что это? – выдохнул комэск.
Голиков испуганно молчал, хлопая глазами.
– Матрос, что это?! – сдавленным голосом повторил комэск, не отрывая взора от переборок.
– Где что это? – включил дурака Голиков.
И тут комэск взорвался. Чуть не пробив дыру в розовой переборке, он ткнул в неё своим пухлым пальцем и заорал так, что присутствующие вздрогнули: – ЧТО ЭТО!!!
– П-переборка… вымытая мылом… – тихо пролепетал Голиков, косясь на белого, как смерть, старпома и соображая, что про детское мыло в этот раз, пожалуй, лучше не упоминать.
– Оно было серым, – сглотнув слюну, выдавил из себя старпом.
– А почему оно сейчас розовое! – задыхаясь от переполнявших его чувств, бил пальцем в переборку комэск.
– Я подтверждаю, оно было серым, – тихо проговорил командир корабля.
– А почему ОНО… СЕЙЧАС… РОЗОВОЕ!!! – срывающимся голосом заорал комэск, глядя снизу вверх на командира.
– Да… матрос, почему оно розовое? – перевёл стрелки командир на вжавшегося в розовую переборку Голикова.
– Товарищ командир, отмылось, – пробормотал матрос.
Наступила немая пауза. Никто не находил в себе мужества поднять глаза на комэска.
– Закрасить! Шаровой краской! – рявкнул, придя в себя, комэск.