В эти же гардемаринские годы окончательно сложился характер Макарова как человека долга. Он обнаруживал это качество еще с детских лет, но то было лишь чувство дисциплины и послушания, не более. К двадцати годам он уже исполняет свой долг не инстинктивно, а вполне сознательно, как военный человек и гражданин. В ту пору Макаров часто размышляет над подобными проблемами, о чем свидетельствует его дневник. Между тем среда, в которую он попал, став гардемарином, существенно отличалась от прежней, окружавшей его на Дальнем Востоке. В Морском корпусе, где были собраны молодые люди, так сказать, «лучших фамилий» России, царил дух той самой пресловутой «вольности дворянства», что на практике вела к болтливой обломовщине и к барскому пренебрежению своими обязанностями. Гардемарины вызывающе фрондировали, пикировались с начальством, охотно афишировали свое пренебрежение к службе и дисциплине. Подобная атмосфера создавала опасный соблазн для питомца провинциального училища. Ведь так интересно подражать этому аристократическому фрондерству, так привлекателен этот холодноватый столичный цинизм... А ты что же – таежный медведь какой, лаптем щи хлебаешь?
Но нет. Макарова подобное не прельщало. «Противно смотреть на апатичные физиономии товарищей, – записывает он. – Я считал прежде невозможным такое равнодушие ко всему». И он с неюношеским упорством твердо стоит на своих позициях. Он не фрондирует, не брюзжит, он охотно учится, он дисциплинирован и трудолюбив. Более того, он открыто спорит с товарищами, спорит, хотя находится в явном меньшинстве – здесь уже видится будущий страстный полемист и неукротимый боец за свои убеждения.
У Макарова имелось огромное преимущество перед своими новыми товарищами, воспитанными гувернерами в имениях и особняках: он знал жизнь не по книгам, он получил в юности суровую закалку, и все гувернеры мира не могли заменить эту школу. Вот почему в двадцать лет он был уже взрослым человеком, а его товарищи – еще «мальчиками», хотя в их барском цинизме и скепсисе в избытке доставало «взрослого».
Дневник Макарова той поры, безусловно, свидетельствует о зрелости его автора. Он пишет: «На фрегате я всегда в каюте спорю о том, что нельзя так безотчетно ругать все и вся. Меня стали обвинять, что я всегда стою за начальство, а мне кажется, что они поняли бы меня, будь они на моем месте, поплавай они столько же, будь они так близки к морю, как я, полюби они все прелести морские, послужи они с хорошими офицерами, которые сумеют заставить полюбить эту беспредельную свободную стихию». И далее: «Мне кажется, и в строгой дисциплине, где благоразумный начальник – душа и вся сила в под чиненных, гораздо больше поэзии, чем в том поддельном ухарстве, которое наши показывают наверху и которое превращается в явное неповиновение, причем высказывается полное незнание морского дела. Благоразумие, не говоря уже о долге службы, должно заставить молчать. Юноша, только что начинающий свое морское поприще, так легко осуждает все поступки своих начальников, не будучи в состоянии понять тех оснований, на которых приказание отдано».
В те же гардемаринские годы Макаров сделал первый шаг на поприще, где ему впоследствии довелось так много совершить: в 1867 году появилась в печати его первая специальная работа. И не в каком-нибудь безвестном издании, знакомом лишь библиографам, довелось ему напечататься, а в военно-научном журнале «Морской сборник», то есть в самом авторитетном издании для моря ков5. В октябрьском номере за скромной подписью «С. М.» появилась небольшая статья «Инструмент Адкинса для определения девиации в море».
Не следует преувеличивать значения этого печатного труда: то было скромное сообщение на конкретную (и притом весьма узкую) тему. Известно, однако, как вдохновляет молодого автора первая печатная работа. Особенно если автор – человек, столь творчески одаренный, столь богатый идеями, как Макаров. Впрочем, сам молодой автор узнал о своем успехе гораздо позже: в то время, когда в Петербурге вышел в свет том «Морского сборника» с его статьей, он пересекал Атлантический океан: «Дмитрий Донской» шел в Рио-де-Жанейро.
Почти все два года своего обучения в Морском корпусе Макаров провел в плаваниях. На корабле занимался, на корабле сдавал экзамены. Учился он хорошо, морское дело любил и служил ревностно. Сохранилась весьма интересная характеристика, которую дал Макарову его непосредственный командир на «Донском»; «Примерным знанием дела, расторопностью, усердием, исправностью резко выделяется из среды прочих гардемарин. Начитан, любознателен и обещает много в будущем». Последняя фраза показывает, что лейтенант Петр Дурново умел разбираться в людях...