В судьбе Макарова подобных «запоздалых признаний» много. Пожалуй, даже слишком много. Вспомним бронебойный снаряд, «Тактику», несостоявшуюся экспедицию вокруг Сибири, и еще, и еще... Забегая вперед, добавим, что и японский флот ему не довелось разбить.
Так что же он – неудачник?
Нет, этот пышущий здоровьем оптимист, этот басовитый бородач никак не походил на неудачника. Да и всяких там успехов тоже досталось ему в избытке: первый пластырь, первый боевой торпедный залп, первая ледокольная экспедиция... Опять получается длинный список!
Или, может быть, Дон-Кихот? С копьем наперевес против мельниц самоуверенной ограниченности? Рубить благородным мечом баранье стадо тупости, трусости, зависти?..
Нет, тоже не то. Он ведь не скончался мирно в своей постели, как рыцарь Ламанчский, отринув бурное романтическое прошлое. Он, Макаров, стоял на посту до конца. Всегда. В этом – главный пример его жизни и главная его поучительная суть. А если теперь пофантазировать? Вот кабы не только ему, но и адмиралу Старку пришла вовремя мысль убрать корабли на внутренний рейд? Или Авелану? Или на худой конец великому князю Алексею Александровичу?
Но им такое в голову не пришло. Ибо Макаров жил для родины, а они тянули служебную лямку.
Сообщения о нападении японцев на нашу эскадру стали известны в Кронштадте 28 января. В тот же день в манеже перед собравшимися там офицерами, матросами и кронштадтскими гражданами Макаров произнес горячую и искреннюю речь:
– Друзья, ваши товарищи уже вступили в дело, окрещены боевым огнем: нужно будет – они лягут костьми на поле брани. Они сумеют выказать себя истинными героями. За их успех – ура! – Свою речь он закончил словами: – Моряки, с театра военных действий приходят и будут приходить известия то хорошие, то худые. Но пусть не дрогнет ничье сердце. Мы – русские. С нами бог! Ура!
На письме Макарова от 26 февраля делопроизводителем Морского министерства была сделана помета: «Хранить весьма секретно, копий не снимать». Есть, однако, вещи, которые никак невозможно удержать в тайне. Слухи о том, что Макаров заранее предупреждал о грозящей опасности и предлагал соответствующие меры, которые не были осуществлены, мгновенно стали достоянием всей России. И общественное мнение страны было единодушно: «Макарова в Порт-Артур!» Об этом, разумеется, не писали подцензурные газеты, но настроения такого рода широко распространяются и без газет. Сложилась ситуация, аналогичная той, когда Александр I в 1812 году вынужден был поставить Кутузова во главе русской армии. Теперь Макаров стал во главе русского флота – вопреки желанию морского ведомства, по воле общенационального мнения. 1 февраля Степану Осиповичу было объявлено о его назначении командующим флотом в Тихом океане.
В его деятельности открывалась новая глава.
«Не скажет ни камень, ни крест, где легли...»
Было 9 часов 30 минут утра. Дул свежий ветер, поднимая частую волну. Сквозь серые облака изредка пробивалось яркое весеннее солнце. Эскадра Тихого океана возвращалась в Порт-артурскую гавань. Впереди шел броненосец «Петропавловск». На его грот-мачте распластался по ветру адмиральский флаг, словно предупреждая своих и врагов: командующий флотом здесь. В кильватер «Петропавловску» шли броненосцы «Победа», «Полтава», «Пересвет», затем крейсера «Баян», «Диана», «Аскольд» и «Новик», а далее мелкие корабли.
На мостике «Петропавловска» стоял Макаров. На плечи его была молодцевато наброшена адмиральская шинель, румяное лицо сияло веселым возбуждением. Он говорил громко и энергично:
– Да-с, дорогой Василий Васильевич, это и есть главные силы японского флота, вот они, любуйтесь, пока все корабли адмирала Того еще целы!
И Макаров широким жестом указал на горизонт, где серой цепочкой вытянулась вражеская эскадра. Рядом с адмиралом стоял пожилой, седобородый, но очень крепкий с виду человек в гражданском пальто и меховой шапке – художник Верещагин. В руках он держал альбом и большой карандаш.
– Значит, первым идет, надо полагать, броненосец «Миказа»? – спросил художник, указывая карандашом на горизонт.
– Так точно, это флагманский корабль адмирала Того. А за ним следуют... Да что это я! Мичман Шмитт, потрудитесь-ка перечислить корабли противника господину Верещагину! Посмотрим, как вы разбираетесь в силуэтах.
– Слушаюсь! – младший флаг-офицер (адъютант) адмирала приложил к глазам бинокль и четко, как на экзамене, доложил: – Эскадра противника следует в составе броненосцев «Миказа», «Фуджи», «Асахи», «Хацусе», «Шикишима», «Яшима» и броненосных крейсеров «Кассуга» и «Ниссин».
– Верно! – одобрил адмирал и, обернувшись к художнику, продолжал с прежней напористой энергией: – Видите, какое у них пока превосходство в силах: шесть броненосцев и два тяжелых крейсера – и это только под стенами Артура, и невдалеке еще гуляет эскадра адмирала Камимура из шести броненосных крейсеров. А мы имеем сейчас только пять исправных броненосцев, да и то «Севастополь», шут его побери, не смог вовремя выйти из гавани.