Макаров

– Господа, это невероятно! Поверхность гарвеевской стали сильно закалена особым способом и прочна необычайно. Она как бы из двух слоев – поверхностного, тонкого, чрезвычайно твердого, и основной массы, состоящей, как вы знаете, из обычной стали, упругой и вязкой. Сталкиваясь с этой твердой поверхностью, которая, как на пружину, опирается на мощный и упругий слой стали, снаряд делается бессильным. Вы здесь впервые, но я уже неоднократно принимаю гарвеевские броневые плиты. И наши путиловские снаряды, и крупповские, ударяясь в эти плиты, или разбивались вдребезги, или отскакивали от них, как горох. И вот теперь – не понимаю! Смотрите, плита пробита, словно ее шилом проткнули! Не понимаю, господа, не понимаю.

Эти три круглых отверстия в броневой плите и служили темой оживленных споров на русском и английском языках. Гул голосов рос, поднимаясь до самых высоких нот. И вдруг общий шум перекрыл зычный возглас по-английски:

– Gentelmen, it's a sensation!

Шумные споры тотчас прекратились, и все разом обернулись на голос одного человека. То был пожилой коренастый британец в черном сюртуке и цилиндре. Красное толстое лицо его сияло. Он с торжеством, ощущая себя предметом общего внимания, раздельно произнес в наступившей тишине:

– Ничего не случилось. Повторяю, джентльмены, ничего не случилось. Плита перевернута. Плита пробита с изнанки.

Шум тут возник такой, что грянь на полигоне новый выстрел, его бы, пожалуй, не услышали.

...Обратно к орудиям возвращались медленно, вразброд и как-то вяло. Так идут со стадиона, когда команда проиграла важный матч, или из театра после плохого спектакля. Артиллерийский подполковник уже без недавнего оживления говорил своим спутникам.

– «Sensation»!.. – раздраженно передразнил он англичанина. – Какая там сенсация! Бронебойный снаряд легко пробивает мягкую сталь, а потом столь же легко разрушает и закаленный слой, ибо в этом случае тот лишен, так сказать, упругой поддержки.

– И все же мне не совсем понятно, – вежливо вставил один из капитанов, – не все ли равно, как ставить броню? Если она прочна, то с какой стороны в нее ни стреляй...

– Это только так кажется, с какой стороны ни стреляй, все едино, – вновь темпераментно заговорил подполковник. – А не угодно ли вам простейший пример. Свиной окорок или сало небось приходилось резать? Так вот: попробуйте-ка его разрезать со стороны кожи. Намучаетесь! А если нож подвести со стороны шпига, то вы все сало вместе с кожей легко порежете. Вот и все. Видите, как просто. Нет, англичанин не прав: сенсации не получилось. Вот сейчас плиту переставят, как положено, и вы увидите, как будут снаряды раскалываться от удара в нее, словно орехи.

И, махнув рукой, повторил:

– Это не сенсация, а так, мелкий казус. Очередной анекдот в истории артиллерии. И никому это не интересно.

* * *

К началу 90-х годов XIX века паровые двигатели окончательно победили романтические паруса: техническая революция властно диктовала свои требования военным морякам. Даже внешний вид судов изменялся прямо-таки на глазах. Например, «Витязь», новейший боевой корабль России, вступивший в строй в 1886 году, еще нес на себе три классические мачты с парусами. Это был, однако, последний из могикан. Черные дымовые трубы паровых котлов вскоре полностью вытеснили белые паруса. С появлением бездымного пороха и новых взрывчатых веществ резко выросла мощь корабельной артиллерии. Не только дерево, но и железо сделалось бессильным против стальных снарядов. Суда начали одеваться в броню. Тогда-то и возникло соревнование брони и снаряда, соревнование, которое очень долго, до недавних дней, определяло конструктивный тип военных кораблей. (Это соревнование во второй половине XIX века было столь общественно знаменательным, что получило отражение в литературе: сразу вспоминается популярный роман Жюля Верна «Из пушки на Луну», один герой там занимается артиллерией, другой – бронированием; эти полярные занятия и приводят их к личной вражде между собой.)