Роды с сечением более просчитываемы, и обычно продолжаются не меньше 20 и не больше 45 минут. Время, требуемое для нормальных родов, особенно первых, значительно сложнее регулировать.
Присутствуют и разные виды иррациональности (подробнее об иррациональности рационального см. Главу 7), включая риски, связанные с хирургическим вмешательством — анестезией, кровотечением, переливанием крови. В сравнение с теми, кто рожал естественным образом, женщины, согласившиеся на кесарево сечение, испытывают больше проблем со здоровьем и дольше восстанавливаются, а уровень смертности повышается почти вдвое. Кроме того, роды с сечением обходятся дороже. Одно исследование показало, что счета врачей повышаются на 68 %, а счета больниц — на 92 % по сравнению с естественными родами[555]
.Кесарево сечение дегуманизирует, потому что естественный человеческий процесс трансформируется, и часто без особой нужды, в нечеловеческий, а иногда и бесчеловечный процесс, в котором женщина подвергается хирургической операции. Как минимум, многие из тех, кто прошел кесарево сечение, неоправданно отвергают очень человеческое переживание естественных родов. Чудо деторождения сводится к рутине мелкой операции.
Месяцы и годы угасания, предшествующие большинству смертей, представляют собой настоящий вызов силам макдональдизации. При естественном ходе вещей, последняя фаза разрушения тела чрезвычайно неэффективна, непросчитываема и непредсказуема. Почему все системы организма не отказывают сразу, а, скажем, сначала перестают работать почки, потом разум, а потом только сердце? Многие умирающие огорчают врачей и своих близких тем, что либо затягивают с концом дольше ожидаемого либо, наоборот, уходят из жизни быстрее, чем хотелось бы. На явное отсутствие контроля над процессом умирания указывает существование мощных пугающих образов смерти в мифах, литературе и кинематографе.
Теперь мы нашли способы рационализировать процесс умирания, что дает нам, по крайней мере, иллюзию контроля. Вспомним растущее число нечеловеческих технологий, призванных продлить человеческую жизнь значительно дольше того срока, который был бы предельным, живи данные люди на несколько десятилетий раньше. На самом деле, некоторые из тех, кому предлагают подобные технологии, не хотят продлевать свою жизнь в таких условиях (явная иррациональность). И если только врачи не следуют предварительно данным медицинским указаниям больного (так называемое «завещание о продлении жизни»), в которых четко прописано: «не воскрешать», «никаких героических усилий», то люди теряют контроль над процессом своего собственного умирания. Членам семьи в отсутствии подобных указаний также положено следовать медицинским предписаниям, т. е. удерживать человека в живых сколько возможно.
Вопрос тут в том, кто контролирует процесс умирания. Кажется весьма возможным, что в конечном итоге принятие решения о том, кому умирать, а кому продолжать жить, будет оставлено на медицинскую бюрократию. Конечно, мы понимаем, что бюрократы станут учитывать рациональные факторы. Например, некое медицинское учреждение успешно продлевает жизнь пациентов на дни, недели и даже годы, однако, при этом оно гораздо хуже справляется с улучшением качества жизни в это дополнительное время. Этот акцент на просчитываемости сродни тому, который делают рестораны фаст-фуда, когда сообщают, насколько велик их сэндвич, но при этом ничего не говорят, каково его качество.
Следует ожидать, что зависимость от нечеловеческих технологий будет расти. Например, можно использовать компьютерные системы для оценки шансов на выживание пациентов на какой-то конкретной стадии процесса умирания — 90 %, 50 %, 10 % и т. д. Скорее всего, на действия медицинского персонала подобные оценки повлияют. Таким образом, решение, будет ли человек жить или умрет, начинает зависеть от компьютерного анализа.
Смерть в мире медицины прошла примерно тот же путь, что и рождение; процесс умирания переместился из дома, вышел из-под контроля самого умирающего и его близких, и перешел в руки врачебного персонала и больниц[556]
. Врачи получили большую часть контроля над смертью, точно так же, как и над рождением, и смерть, как и рождение, все чаще происходит в госпиталях. В 1900 г, только 20 % людей умирали в больницах; к 1977 г. доля подобных смертей достигла 70 %. К 1993 г., число больничных смертей слегка снизилось до 65 %, но к этой доле необходимо прибавить значительный и растущий процент тех, кто умер в домах престарелых (11 %) и хосписах (22 %)[557]. Увеличивающееся число больничных сетей и сетей хосписов, в которых руководствуются принципами, позаимствованными у ресторанов фаст-фуда, сигнализирует о бюрократизации, рационализации и даже макдональдизации смерти.