Македонский Лев

«Мы не можем пользоваться оружием врага,» — так говорила Тамис. И всё же, пятьдесят лет тому назад, ясновидящая проникла в сознание беременной персиянки, взяв под контроль ее тело. Затем она вывела ее на вершину башни, заставила взобраться на парапет и шагнуть к смерти. Дерая избавилась от чужих воспоминаний и, с растущим беспокойством, продолжила путешествие. С ходом лет ее душа становилась всё мрачнее. Тамис начала манипулировать событиями. Это она попросила Ксенофонта обучить мальчика искусству стратегии; она использовала свою силу, чтобы отделить Пармениона от других мальчишек из его барака, внушив им неприязнь к юному полукровке.

Но самое худшее, Дерая узнала разгадку тайны всей своей жизни.

Хотя она отчаянно любила Пармениона, она никак не могла взять в толк, почему они были так неосторожны в любовной страсти, делали это так глупо и открыто.

Теперь она увидела…

Теперь узнала…

Потому что и женщина в капюшоне из видений Тамис, и сама Тамис неотступно парили над влюбленными, используя силу, чтобы ослепить их и привести к неутешительному уделу, подталкивали их, неумолимо приближая к разрушению.

Хуже того, это Тамис силой духа подослала за ней всадников, Тамис сделала так, что ее лошадь понесла, не дав ей шанса на спасение. Тамис наполнила сердце Нестуса жаждой мести и посеяла в нем желание увидеть Дераю мертвой.

Тамис устроила всё это.

Парменионом манипулировали, правили, как конем при помощи невидимых поводьев — направляли то в Фивы, то в Персию, то в Македонию.

Но последняя ложь была самой отвратительной. Дерая увидела саму себя в тот момент, когда пыталась избавиться от пут в пучине моря, после того как ее сбросили с корабля. Кожаные путы у нее на руках растянулись от воды, и она сумела освободить руки и выплыть на поверхность, шум волн становился громче. Она была сильной и молодой и почти доплыла до берега, когда гигантская волна подхватила ее и ударила головой о скалу. Секунды спустя появился Наза и вытащил ее на берег.

«Она жива!» — проговорил старик.

«Отнеси ее в храм,» — приказала Тамис. Жива! А вовсе не связана оковами смерти. Ложь, ложь, ложь! Она могла в любое время уйти, отыскать Пармениона и избавить его от жизни в пустоте и мучениях.

«Прошу, не презирай меня!»

Дерая вернулась в свое тело и встала, взглянув на спящую старуху. Она хотела ударить ее, разбудить и прокричать ей правду в полный голос.

Служительница Света? Женщина, которая должна верить в силу любви?

Дерая отшатнулась от силы своей собственной ненависти и выбежала из комнаты, столкнувшись с Левкионом в коридоре. Она чуть не упала, но его руки обхватили ее.

— Что не так, госпожа?

— Всё, — прошептала Дерая.

И слезы потекли из глаз.

Пелла, весна, 358й год до Н.Э.

Филипп наблюдал, как тысячное войско пеших гвардейцев выстроилось в боевой квадрат, а затем проскакал через поле верхом. По приказу, который прокричал Парменион, они встали, держа строй, и поверинули налево. Следующий приказ отделил пять задних рядов и переместил их вперед, дабы расширить переднюю линию.

Дисциплина была отменной, и Царь остался доволен. Он увидел, как воины подняли свои сариссы — копья длиной в три человеческих роста — которые Филипп лично разработал и велел изготовить своим оружейникам. Каждое копье имело железный наконечник и вдобавок острый шип с обратной стороны. Воин в переднем ряду фаланги держал древко сариссы на сгибе правой руки, в то время ка стоявший за ним принимал на себя вес копья, готовый толкнуть его вперед, в ряды неприятеля. Это было громоздкое оружие, но Филипп верил, что оно даст тактическое преимущество линейной македонской пехоте в первых сражениях. Фаланга будет идти на врага, который будет ждать стремительного столкновения вооруженных людей. Но с сариссой Филипп чувствовал, что у него будет фора.

Парменион не был так уверен. — Государь, они применимы во фронтальном столкновении, но неприятель будет атаковать фланги, что сделает их бессмысленными.

— Верно, стратег, но для этого неприятель должен будет изменить собственную тактику — тактику, которая использовалась вот уже более века.

— Даже если так, нам нужна будет запасная тактика для нас самих, — сказал Парменион.

И он ее выработал.

Кавалерия Филиппа никогда больше не будет применять лобовую атаку на противника; эта задача отойдет новой пехоте, кавалерия же займет позиции на флангах македонской фаланги, чтобы принудить неприятеля самому атаковать македонцев с фронта.