Македонский Лев

Парменион перегнулся через зубцы, заскользил вниз по веревке, чувствуя, как горят ладони. Сверху часовой подбежал к веревке и принялся работать над ней своим мечом. Она сорвалась и полетела со стены.

Далеко внизу Парменион искал опору для рук, впившись в камень пальцами, словно крючьями, ровно в тот момент, как веревка ослабла. Осторожно он слез вниз и отправился к шатру Калепия.

— Ну как? — спросил оратор.

— Они в безопасности, — шепнул Парменион.

***

На рассвете в крепости Ариманес сидел согнувшись в три погибели и держась за живот. Он уже потерял счет, сколько раз его рвало за эту ночь, и теперь только желтая жижа наполняла таз, стоявший рядом с ним. Из более семиста восьмидесяти человек под его командованием, пятьсот были так больны, что не могли ходить, а остальные ходили по крепости как раненые — с серыми лицами и безжизненными глазами. Он вдруг осознал, что если фиванцы решат напасть сегодня, то его войско одолеют в считанные минуты.

Стук раздался в его дверь, и Ариманес заставил себя встать, подавляя стон.

— Входи, — сказал он, и усилие, потраченное на одно это слово, заставило дрожать его желудок.

Вошел молодой офицер; он тоже выглядел бледным. — Мы обыскали всю Кадмею. Узники, похоже, вырвались.

— Невозможно! — вскричал Ариманес. — Эпаминонду тяжело было ходить — не говоря уже о лазании по стенам. И потом, лишь одного человека видели перебравшимся через стену.

— Искать больше негде, господин, — ответил ему офицер.

Ариманес откинулся на кушетку. Неужто боги прокляли его? Он собирался наказать предателей, чтобы предостеречь мятежную толпу, что Спарте угрожать нельзя. А теперь у него не было ни узников, ни здоровых воинов, способных оборонять стены.

Вошел другой офицер. — Господин, фиванцы выслали человека, чтобы обсудить… ситуацию.

Ариманес пытался подумать, но логическое мышление отказывало, когда внутренности и живот поднимали восстание.

— Скажи им, пусть приходит, — приказал он, удалившись в задние покои и присев над отхожим местом.

После этого он почувствовал себя немного лучше, вернулся на кушетку и вытянулся, улегшись набок и поджав колени. Он не хотел этой командировки, ненавидя Фивы и правящий здесь разврат, но его отец внушил ему, что командовать спартанским гарнизоном будет великой честью — и не важно, где именно он будет расположен. Ариманес провел тонкой рукой по редеющим светлым волосам. Чего бы он только не отдал сейчас, чтобы выпить чистой прохладной воды. Провались в пламя Аидово эти проклятые фиванцы!

Через несколько минут офицер вернулся, проведя внутрь высокого молодого мужчину с темными волосами и близко посаженными синими глазами. Ариманес узнал в нем бегуна, Леона Македонца, по всей видимости спартанского полукровку.

— Садись, — прошептал он.

Мужчина шагнул вперед и протянул каменный флакон. — Вода чистая, — сказал посланник.

Ариманес взял ее и выпил. — Почему они выбрали тебя? — спросил он, держа флакон в руке.

— По рождению я наполовину спартанец, господин, как вы, может быть, уже знаете, — мягко произнес Парменион, — но сейчас живу в Фивах. Они решили, что мне можно верить.

— И что, можно?

Человек усмехнулся. — Нетрудно догадаться. У меня нет надобности в обмане.

— Каковы их планы, парень? Собираются ли они атаковать?

— Не знаю, господин. Но они убили всех проспартанских советников.

— Что они велели передать тебе?

— Что они обещают безопасный выход тебе и твоим людям за границы города. Там они расставили шатры со свежей едой и лекарем, у которого есть противоядие от принятой вами отравы.

— Отравы? — прошептал Ариманес. — Отравы, говоришь?

— Да. Это подлый ход — типичный для фиванцев, — сказал Парменион. — Яд действует медленно, но убивает за пять дней. Вот почему, я думаю, они до сих пор не атаковали.

— Думаешь, им можно верить? Почему они не убьют нас как только мы… мы…? — он не мог заставить себя вслух произнести слово «сдадимся». — Как только мы уйдем, — сказал он наконец.

— Они слышали, — вымолвил Парменион, подавшись вперед и понизив голос, — что Клеомброт стоит с двумя армиями к северу от Коринфа. Он доберется сюда за три дня. Думаю, они скорее отпустят вас, чем будут рисковать, если Царь выступит против них.

Ариманес застонал и сложился пополам. Его мозг переполнялся болью, и тошнота заставила его заблевать. Посланник подхватил пустую бутыль и держал ее, пока офицера тошнило, затем Ариманес вытер рот тыльной стороной руки. — Они дадут нам противоядие?

— Я считаю, что благородному Калепию можно доверять, — успокаивающе произнес Парменион. — И, кроме того, нет ничего позорного в том, чтобы покинуть город. Спарта была приглашена расположить здесь гарнизон, но теперь город поменял свое мнение. Решать такого рода проблемы — работа царей и советников; солдаты всего лишь подчиняются приказам свыше, они не лезут в политику.

— Верно, — согласился Ариманес.

— Так что же мне сказать фиванцам?

— Скажи, что я согласен. Нам понадобится некоторое время, чтобы перепилить засов на воротах, но после этого я уведу своих людей из города.