Македонский Лев

— Не хочу об этом говорить. Посплю последние часы. Я его страшно выведу из себя напоследок. — Минотавр лег на траву, опустив большую голову на землю.

— Я перевяжу твои раны, — предложил Парменион.

— Нет необходимости. Они будут исцелены в час нашей гибели. — Бронт закрыл глаза.

Парменион тронул Фину за плечо, и она тут же пробудилась. — Александр где-то потерялся. Ты сумеешь найти его?

— Здесь я не могу провидеть. Темное Заклятие слишком сильно. Что будешь делать?

Парменион пожал плечами. — Буду использовать свою хитрость до конца и, если она подведет, проткну змееголового ублюдка в сердце и прикажу его слугам сдаться.

— Верю, ты сумеешь, — произнесла она с улыбкой.

— Спартанская школа. Никогда не сдаваться.

— А я ведь тоже спартанка, — сказала она. — Ох и упертый же мы народец. — Тут они оба засмеялись, и он приобнял ее рукой.

— Иди, поспи еще, — предложил он, и улыбка сошла с его лица. — На рассвете я тебя разбужу.

— Если не возражаешь, я бы посидела с тобой. Можешь рассказать мне о своей жизни.

— Моя жизнь ничем не заинтересует жрицу.

— Расскажи про свою первую любовь, как вы повстречались. Я бы хотела послушать об этом.

* * *

Рогатый ребенок вышел в центр поляны и прищурившись всмотрелся во тьму леса. — Ко мне! — воззвал он, и голос эхом отозвался в зарослях. Медленно, один за другим, существа стали выходить на поляну, пока не образовали большое кольцо вокруг него. Аттал стоял рядом с кентавром. Камирон нервно переступал ногами, его карие глаза были широко распахнуты, почти наполнены паникой.

— Спокойно, — сказал ему Аттал.

— Я не боюсь, — соврал кентавр.

— Ну так и стой спокойно, мать твою!

— Хочу уйти отсюда. Я бы выбежал на открытый простор. Не могу здесь дышать. Мне нужен Хирон; я должен его найти.

— Жди! — велел Аттал. — Не пори горячку. Если побежишь, они тебя убьют. И, что немаловажно, меня вместе с тобой.

Существа всё подходили, ближе и ближе, тихо опускаясь на колени перед Александром. Вонь стояла невыносимая, и Аттала едва не вырвало. Чешуйчатая тварь отпихнула его, твердая шкура оцарапала руку мечника. Но чудовища мало внимания уделяли человеку и кентавру; их глаза были прикованы к Золотому Ребенку.

Александр подошел к Атталу. — Усади меня на спину кентавра, — сказал он. Мечник сделал это, и Камирон беспокойно заерзал. Александр похлопал Камирона по плечу, и Аттал увидел, что ногти у него на пальцах теперь черные и заостренные. — Какое слабое тело, — сказал Дух Хаоса, глядя на свои руки. — Но оно еще вырастет. Идем, отыщем Пармениона. Поезжай на юг, Камирон.

— Я не желаю везти тебя на себе. Ты причиняешь мне боль, — проговорил кентавр.

— Твои желания меня не заботят. Но можешь умереть здесь, если пожелаешь.

Камирон закричал, когда свежая агония прошла по всему его телу. — Вот это — истинная боль, — произнес Дух Хаоса. — А теперь езжай — да помедленнее. Аттал, ты пойдешь со мной рядом. Мои слуги чуют твою кровь. Это напоминает им о голоде. Держись ближе ко мне.

— Да, мой принц. Но куда мы направляемся?

— На войну и резню. В лесу не может быть двух царей.

* * *

Солнце медленно поднималось над деревьями, но птицы здесь не пели. Создания Горгона остались стоять в два ряда перед троном, бездвижные, безмолвные, ждущие заката. Парменион встал и потянулся. Фина встала вместе с ним. Бронт простонал и зевнул, когда первые лучи восходящего солнца упали на него. Раны его за ночь зажили; только запекшаяся кровь еще оставалась на его могучем торсе.

— Теперь будем ждать, пока Горгон натешится, — прошептал Бронт. — С твоей стороны будет добрым делом убить женщину прямо сейчас.

— Нет, — тихо ответил Парменион. — Доиграем в эту игру до конца.

— Как хочешь.

Троица прошла между двумя шеренгами и остановилась перед троном. Горгон поднял огромную голову, его белесые глаза недобро взирали на Пармениона.

— Я поразмыслил над твоими словами, воин. И нахожу их неубедительными.

— Воистину, — произнес Парменион. — Когда кто-то жил с проклятьем столь долго, ему нелегко сохранить свою мечту. Много разочарований, много горя и ненависти. И с чего тебе так легко в это поверить?

— Я намерен убить тебя, — продолжал Царь, как бы не слыша его. — И позабочусь, чтоб твоя смерть наступала долго.

— Значит ли это, что ты принимаешь предложение Филиппоса? — спокойно спросил Парменион.

— Да. Я найду ребенка и доставлю его к Царю Македонов.

— В обмен на что? На несколько баб? На владычество над лесом? Так дешево ты продаешься? Филиппос гарантирует тебе то, что и так у тебя уже есть, а ты принимаешь это словно дар. А как же твой народ? Что получат твои подданные? Ты отбираешь у них шанс снять с себя проклятие. Что же им останется?

— Они служат мне! — вскричал Горгон, вставая с трона. — Они поступят так, как я прикажу. Думаешь, твои сладкие речи очаровали их? Да, мы прокляты, но нет никакого Искандера, который спас бы нас. Он — мечта, выдумка, созданная теми, у кого нет храбрости, чтобы жить без надежды. Но ты можешь нам послужить, Человек. Твои вопли развлекут нас ненадолго.