Македонский Лев

Она взвалила его на себя, обхватывая его бока ногами и направляя в себя. Он скользнул в нее и замер; не было ни толчков, ни раскачиваний. Он нежно вытянул голову и поцеловал ее, его язык тончайшим шелком коснулся ее губ. Затем он начал двигаться, медленно, ритмично. Фетида потеряла счет времени, и, вопреки ее желанию, возбуждение пришло к ней, как давно потерянный друг. Пот катился по ним обоим, и она ощутила, что он близок к окончанию. Но он снова замедлился и соскользнул с нее. Она почувствовала его губы у себя на грудях, потом на животе, его руки на ее бедрах, его язык проник в нее, мягкий, теплый, подвижный. Она выгнула спину, прикрыла глаза; начала кричать и стонать. Ее руки опустились, прижимая его голову к ней. Оргазм наступил несколькими интенсивными, почти болезненными спазмами. Она откинулась на кровать и почувствовала жар его тела, когда он оказался на ней — и в ней — еще раз. Его губы соединились с ее губами, их языки сплелись, и он вошел в нее. Не веря самой себе, Фетида ощутила приближение второго оргазма, и ее руки заскребли по его спине, чувствуя напряжение его мускулов, когда он с нарастающей страстью входил в нее вновь и вновь. Спазмы были еще сильнее, чем до того, и она закричала, но не услышала звука. Она ощутила теплый всплеск его семени, а затем он покинул ее.

Какое-то время Фетида лежала без движения, под его мертвым весом. Нежно она уложила его на спину, увидев, что его глаза теперь были закрыты. На миг она испугалась, что он умер, но его дыхание было ровным. Она почувствовала пульс у него на шее, он бился очень сильно.

Фетида тихо лежала рядом со спящим мужчиной еще несколько минут, прежде чем молча встать с кровати. Она оделась и вернулась во двор, где сидел Мотак, наливая в кубок вино.

— Выпьешь? — спросил он, не поднимая глаз.

— Да, — мягко ответила она. Наполнив свой кубок, она села напротив фиванца. — Думаю, он будет жить, — сказала она ему, улыбаясь.

— Я догадался по шуму, — ответил он.

— Он думал, что я Дерая, — проговорила она. — Хотела бы я оказаться ей.

— Но ты не она, — едко вымолвил он, вставая и вываливая десяток драхм на стол перед ней.

Она собрала деньги и посмотрела на фиванца. — Я сделала то, что ты хотел. Почему же ты злишься на меня?

— Не знаю, — солгал Мотак, заставляя себя быть вежливым. — Но, спасибо тебе. Думаю, тебе уже пора.

Он открыл ей ворота, а затем вернулся к своему вину, которое жадно выпил, и снова налил. И снова. Но лицо Элеи по-прежнему так и витало перед ним.

Храм, Малая Азия, 379 год до Н.Э

Жрица смотрела на открытые ворота и заливные зеленые луга за ними, задержав свой взор на розах, которые теперь выросли и распустились — алые и белые бутоны, наполнившие воздух головокружительным ароматом.

В этот раз я выберусь, сказала себе Дерая. В этот раз я собрана как никогда. Успокоив себя, она медленно прошла вперед, цепляясь разумом только за одну мысль.

Пройти ворота. Выйти в поле.

Каждый шаг делался с величайшей осторожностью, когда ее босые ноги касались нагретой солнцем дороги. Розы росли по обе стороны от нее, прекрасные бутоны, желтые и розовые.

Не думай о цветах! Ворота! Сконцентрируйся на воротах.

Еще один шаг.

Птицы пролетели над ней, и она посмотрела вверх, наблюдая их полет. Это были орлы, летящие вместе, парящие и купающиеся в теплых воздушных течениях. Как величественно. Жрица опустила взор обратно к розам у ворот. Не думая о шипах, она сорвала бутон и поднесла его к носу; она окинула взором весь сад, увидела старика, который ухаживал за всеми растениями в этом саду; он с трудом поднялся на ноги и направился к ней.

— Этот почти мертв, — сказал он ей. — Возьми бутон, который только готовится открыться. Потом, если поставишь его в воду, он наполнит твои покои чудесным ароматом.

— Спасибо тебе, Наза, — сказала она, когда он отрезал два цветка и отдал их в ее руки. Она отошла назад к храму, ненадолго задержавшись в дверях.

Потом, насколько она помнила, Дерая закрыла глаза, и одинокая слеза начала свой путь от прикрытых ресниц, стекая по ее щеке. Через ворота выхода не было… как не было его и через окно ее покоев. Она могла выглянуть из него и наслаждаться солнечным светом или смотреть на горы вдали, но как только она пыталась вылезти из комнаты через окно, она тут же обнаруживала себя сидящей на кровати, и мысли ее путались.

Так было все эти три года, три одиноких, иссушающих душу года.

Она вспомнила первый день, когда открыла глаза и увидела старую женщину, сидевшую у ее постели.

— Как ты себя чувствуешь, дитя? — спросила женщина.

— Я в порядке, — ответила она. — Кто ты?

— Я Тамис. Я здесь, чтобы обучать тебя.

Дерая села, вспоминая корабль и свои руки, связанные за спиной, людей, хватающих ее и швыряющих за борт… внезапный шок от холодной воды, отчаянные попытки освободиться от пут, когда она барахталась в волнах. Но дальше не было ничего — за исключением странного воспоминания, как она будто бы поднималась высоко по ночному небу к яркому свету.

— Чему ты научишь меня?

— Тайнам, — ответила женщина, прикоснувшись к ее лбу. И она снова уснула.