Вместе с Дашей из Костричской Слободки выехали Броня и Мария Степановна.
В дороге Даше стало хуже. Раны её открылись. От нестерпимой боли она судорожно сжимала руки, и ничем более не выдавала своих страданий. Лицо её покрылось испариной. Когда телега раза два подпрыгнула на корнях сосен, слишком вылезших на поверхность земли, с Дашей случился обморок. Очнувшись, она увидела себя лежащей на топчане. Вокруг пахло смолой. Над нею низко свисал покатый потолок землянки. Сквозь узкое окно падал косой луч света. За оконцем неумолчно звенели птицы, радостно славя восходящее солнце, начинающийся большой летний день. На березовом пне сидела Мария Степановна. Милая улыбка осветила лицо Даши. Мария Степановна тоже улыбнулась и встала.
— Ну, как ты?
Мария Степановна страшно волновалась за больную девушку и почти всю ночь не спала. Глаза у неё стали красными, маленькими, лицо смятым, усталым. Услышав от Даши слово «хорошо», Мария Степановна вдруг сморщилась, нижняя губа её задрожала, она бросилась к раненой, уткнулась в складки её одеяла и разрыдалась. Быть может, только сейчас она поняла, как дорога ей эта девушка, ставшая близкой, как сестра.
В это время с букетом цветов вошла Броня. Косой луч света упал на её лицо, и золотистые волосы засветились так, словно они наполнились солнечным светом и сами стали источником сияния.
— Боже, какая ты красивая, Броня! — сказала Мария Степановна, глядя на Броню и счастливо улыбаясь, словно это она сама была такой красивой.
— Меня Лось учил стрелять из пистолета, — сказала Броня, сурово хмуря брови, — он замечательно стреляет.
— Да, я тоже замечаю, что он здорово стреляет.
— Я говорю не здорово, а замечательно, — вспыхнув, сказала Броня.
— Это всё равно, — сухо возразила Мария Степановна и отвернулась, как бы говоря: «Всё ясно и нечего тратить время на пустые разговоры».
Броня готова была реветь от обиды. Неужели она теперь не может поговорить ни с одним молодым хлопцем? Ведь у неё нет ничего общего с Лосем. Зачем же этот тон?
— К вам можно? — раздался голос Лося за Кедровой занавеской, служившей дверью в землянку.
— Да. — сухо, почти сурово, ответила Мария Степановна.
Лось вошёл сияющий, потрясая газетой.
— Читайте‑ка! Что пишут эти бобики! Прямо сказка о том, как мыши кота хоронили.
Вдруг он осёкся, увидев пасмурные лица женщин. Броня сидела в углу и при входе его даже не повернула к нему голову. Мария Степановна сердито исподлобья следила то за ним, то за Броней. Лось не знал, что и подумать. К стыду своему, он почти забыл о больной девушке, и только сейчас спохватился и напугался: «Уж не умерла ли?» — потому с волнением воскликнул:
— Вы извините меня! Забыл! Просто забыл. Ну, что Даша?
— Ничего. Ей лучше. Спасибо, — сказала Мария Степановна, делая вид, что она серьёзно заинтересовалась газетой, которая, как ей казалось, была ничем иным, как предлогом, чтобы лишний раз увидеть Броню.
Вдруг Мария Степановна заплакала. На первой странице газеты, которую подал Лось, крупным аншлагом было напечатано: «Полный разгром партизан. Один из главарей шайки бандитов — Макей — убит». Дальше она читать не могла. Буквы прыгали перед глазами, руки тряслись. Она готова была подойти и нахлестать этой газетой по щекам Лося. «Макея-.убили, а он радуется. Ну, разве не ясно почему? И эта ещё лицемерит».
— Что с вами, Мария Степановна? — подбежала к ней Броня.
— На, читай! — зло сунула она Броне газету.
— Да ведь это от начала до конца ложь, — сказал Лось. — А вы и поверили? Макей‑то, знаете, где теперь? За Днепром. Он там такие дела делает! Эх, вот человек! Вы почитайте, что только они пишут о нашем брате. Сколько страха у них перед Макеем! Они похоронили его заживо и торжествуют. Послушайте‑ка, что они пишут. Только ты, Даша, этому не верь, — сказал он, обращаясь к больной.
«Вчера, — читал Лось, — в городе Кличеве состоялся банкет по случаю слйвной победы доблестных немецких солдат над советскими партизанами. Наш край навсегда очищен от бандитских отрядов. Один из главных вожаков партизан известный Макей — убит».
— А знаете, — продолжал Лось, вытирая платком глаза, — вчера немцы выдали свой страх перед Макеем. Честно говоря, я завидую вашему земляку и горжусь им, как замечательным сыном белорусского народа. Он и там чудес натворил — не перескажешь.
Лось замолчал. По привычке всех курящих людей, начал скручивать папироску. Поймав вопросительно осуждающий взгляд фельдшерицы, сказал:
— Курить не стану. Пойду.
В это время в лагере уже разыскивали Лося. Слышался голос:
— Командира не видали?
— Меня шукают. Ну, я пошёл. Выздоравливай, сестрёнка! — сказал он, обратившись к Даше, и, подняв руку к козырьку фуражки, вышел.
Даша широко открытыми глазами смотрела вслед Лосю. Зачем он сюда приходил? Что он говорил им здесь о Макее?
Броню и Марию Степановну потрясло сообщение немецких газет о смерти Макея. Страшным показался и последующий разговор Лося. Его уверениям о том, что Макей жив, они не особенно верили. «Просто он нас успокаивает», — подумали обе.