Макет грусти

Ана Гратесс Макет грусти

Его голову макали в суп с клецками. Жирно блестел бульонный суп, через парапет все шелестит высокая трава. Человек стоит, углубленный в собственные мысли. Его занимает четвертая симфония Трица – слишком терпко она ударила в чувственный аппарат. Глупые люди вокруг разносили радостные вести о новом пришествии нового света, а человеку нашему не было дела ни до того, ни до другого. Он погружался в классическую музыку, самозабвенно отдаваясь воспоминаниям. Его суп с клецками уже давно остыл, а с волос капала блестящая жирная масса.

– Ты не должен был бросать ее. Ты не должен был свистеть при ее Состоянии! Никто не может такого вынести, уж тем более такая тонко воспринимающая натура как у нее. ТЫ не должен был размешивать яд в ее клубничном коктейле. Ты просто мерзок.

Да, не должен был. Но все-таки Оно произошло. Мне захотелось пойти прогуляться, освежить свои раны под зимним дождем. Привлекательно пахнет сыростью, вскоре сапоги будут уже не нужны.

Мой дом находился близ таящегося леса. По утрам я любил это еловое удовольствие размазывать по хрустящему хлебу и зашвыривать любимые сериалы в самый дальний угол – потом все посмотрится, высмотрится, потом эти истории зайдут взашей и напакостят моим внутренностям. А пока я, деланный жирным супом, отправляю в свой рот последний кусочек бутерброда. Вкусно.

Я гулял среди разношерстной травы, шуршал снежинками под бардовыми ботинками и насвистывал гармонику четвертой симфонии. Как хороша была погода, как тёпел был воздух, нежно трепетавший мои лоснящиеся волосы. Здесь пришли воспоминания – картинки, точные копии прожитых моментов, искусные задвижки моего сердца. К лицу приблизился аромат соленых брызг, биение волн напоминало биение птички в носу, когда задерживаешь дыхание на ровные шестьдесят секунд и мир начинает плыть где-то под боком.

Она, морская пена, высится в домах напротив, отражается в пепле мозговых волн. Я решительный кретин, что так скоро избавился от своей любви – слишком певуча она была, накрывала звонким ощущение нереальности. Мне казалось, что я попал в дивное цветение сказочного сада, сделал нечто невозможное, и оттого так хорошо, от того так забывчиво стало окружающее бытие: оно растворялось тем сильнее, чем сильнее и глубже я уходил в сонливую любовную мару.

Разнеженная радость продлилась не долго – я ее съел, как съедаю свой хрустящий бутерброд по утру. Голоса внутри верещали слишком часто, уносилось прочь долгоденствие лета – проныра сумрак забрался в сундуки внутренностей и успокоилось все на счет раз-два, когда я доедал последний клочок своей любви.

Мне нравится гулять среди искусственных декораций, это навевает давно забытую тревогу по вечерам, которая никогда не приходит одна. Всегда с верным друзьями, и все вместе они голосят громкими морскими всплесками.

По щекам течет слезливое счастье понимания что «все кончено», погребено под слоями сосновых иголочек. Они громко возвещают, что я еще раз смогу взойти по весне и обратиться в некоторое подобие романтичной натуры, нужно только намазать волосы пожирнее, принять суп кипятком, чтобы обожгло зубы, нёбо и пищевод, тогда – все на мази, я стану героиней аморфной поэмы или напишу новую симфонию, ибо старая уже успела поистрепаться.

Прогулка завершилась неожиданно: пошел густой дождь, мои бардовые ботинки наткнулись на металлическую стружку и серый, деревянный забор с надписью «Макет Грусти». Чуть поодаль стоял ржавый амбар, готовый вот-вот рухнуть оземь от своей дряхлости. Восприятие взошло над горизонтом событий, я снежком прокрался за деревяшки забора и глупо улюлюкая разнес гнилую песенку по местным окрестностям: наконец-то приключение! Быть может на этот раз я стану чем-то вроде старого Дома на берегу хлорного озера и унесусь в дебри памятного экстаза.

Меня встретило запахом мокрой, перепрелой травы. Железистые сполохи мягко принялись щекотать внутреннюю сторону ребер. Я ощутил, как «Макет Грусти» беззвучно защебетал в гостеприимстве раскрывая свои лохмотья, желая тем, чтобы я вошел внутрь. Что-то мне подсказывало, что на этот свет мое тело-сознание больше не выйдет прежним. И хорошо бы, нечего наматывать на кулак прошлые воспевания – гармоника та давно покрылась не аппетитной плесенью.

Пряди волос нашей учительницы развивались наподобие флага из требухи. Будучи мальцом, разрешая алгебраические уравнения на шесть и пять, я коротко посмеивался этому сходству, но не никогда не решался засмеяться в полную грудь. Теперь, будучи в середине «Макета Грусти», мои недра могли полноценно отдаться самому чистому и искреннему смеху, чего не случалось за все время полуночных бдений за кофе и сладким тортом (день рождения проходит раз в сутки, и всегда наступает ровно в полночь).

Здесь не то что смеется по-другому, здесь дышится более свободно, тело словно напружинивается легким морским бризом, готовое вот-вот взорваться от переполняющей светлой тоски. По Дому, по любимым людям, по остаткам себя, мерно тлеющим где-то за порогом из вонючих окурков и жирного супа с клецками.