Маха или история жизни кунички

С каждым прыжком остаток бора надвигался непроглядной стеной, увеличивался в размерах и был уже не таким крошечным, как показалось Махе с макушки ели. А когда оттуда донесся задорный посвист рябчика с короткой трелькой в конце, она и вовсе воспряла духом.

Но непродолжительной была ее радость. Привычную тишину зимней тайги нарушило звонкое потрескивание заведенной мотопилы. Мерное тарахтение зачастило, перешло в докучливое осиное жужжание. Вскоре мохнатая крона крайней сосны качнулась, и вековое дерево с густым шумом рухнуло, подняв патлатыми ветвями облако снежной пыли.

Со стороны ручья послышался надсадный рёв. Это полз за новыми хлыстами[4] мощный лесовоз. На родине Махи хозяйничали лесорубы.

Сделав полукруг, куница перешла на западный склон. Здесь снежный покров сверкал девственной белизной и прельщал обилием беличьих кормовых тропок, лунками ночевавших рябцов. А возле поваленных ветром осин хрусткая простыня была утрамбована заячьими лапками и усеяна коричневыми орешками помета.

Пройдясь по свежим беличьим следам, тянувшимся по косогору, Маха вскоре увидела и саму прыгунью, занятую раскопкой старых запасов. Белка тревожно зацокала, но не успела даже заскочить на дерево.

Впервые за много дней куница наелась до отвала. Сердце у нее отмякло, ушло беспокойство. Бельчатина основательно подкрепила силы странницы, и она легко обежала остатки родовых владений.

Повсюду Маха натыкалась на смрадные лесовозные дороги, запустившие свои щупальца почти до перевальных хребтов, отовсюду доносился гул моторов. Отступавшая под натиском мотопил и могучих тракторов тайга с высоты водораздельной гряды была похожа на шахматную доску: темные острова леса чередовались с белыми полями сплошных вырубок, изъеденных оспинами пней.

Только в стороне Большого хребта, откуда пришла Маха, лес упрямо топорщился нетронутым коренным древостоем, но возвращаться в эти опустевшие от бескормья крепи куница не желала.

Смирившись с близостью рокочущих машин и людей, она обосновалась в истоках ручья, возле скал, изукрашенных накипью лишайников. Выбор Маха сделала удачно — это место оказалось заказником.

7

Незаметно для себя куница свыклась с шумными соседями. Ночью, во время длительных прогулок, люди ее не беспокоили, а днем она отдыхала в потаенных убежищах.

Пробегая как-то в середине зимы по лесу, Маха увидела строчку лисьих следов. Поначалу она не придала им особого значения. Только отметила про себя, что лисья стежка, обычно ровная и опрятная, как-то странно виляет. Но, обнаружив метров через двадцать вторую подряд лежку, насторожилась. Оглядев следы внимательней, куница определила, что лиса почему-то передвигается с трудом.

Маха потрусила по следу и почти сразу обнаружила горящую факелом лису-огневку. Пользуясь прикрытием выворотня, куница опасливо приблизилась к ткнувшейся мордой в снег кумушке и замерла, не сводя с нее оценивающего взгляда. Отрывисто уркнула — лиса не шелохнулась. Тусклые, полуоткрытые глаза ничего не выражали. Даже пышный мех не мог скрыть ее немощи.

Куница смекнула, что рыжая настолько слаба, что не в силах даже стоять. Глаза Махи загорелись: как и всякий проголодавшийся хищник, она не могла упустить возможности сытно перекусить.

Дрожа от возбуждения и дивясь собственной дерзости, куница прыгнула на лису и впилась ей в горло. Та жалобно застонала. Вяло отбиваясь, попыталась встать, но лапы предательски подогнулись. Маха почти без борьбы завладела неожиданно богатым трофеем. Надолго обеспеченная мясом, она отъелась, набралась сил, и у нее пробудилась потребность к странствиям, которая и завела нашу путешественницу в долину ручья, прижавшегося к скалистому кряжу, изрезанному узкими расщелинами.

У его подножия, на старой делянке, среди мелколесья, чудом сохранился островок могучих сосен. У корней медных колонн были вырезаны какие-то наполовину заплывшие смолой знаки.

Обследовав деревья поочередно, Маха обнаружила, что наверху ко многим стволам плотно привязано корье. Это обстоятельство заинтересовало ее, а когда она взобралась на последнее, то почуяла, что из-под «заплатки» сочится аромат, от которого любая куница теряет покой.

Не раздумывая, она принялась грызть кору слой за слоем. Работа продвигалась медленно, но к утру проклюнулась дырочка, пахнувшая густым медовым духом. Теперь куница не сомневалась, что в дупле ее ожидает самое восхитительное на свете лакомство. Маха даже зажмурилась от удовольствия. Беспрестанно глотая слюну, воодушевленная добытчица расширила отверстие, освободила канал от утепляющей прокладки из березовых веников и с жадностью набросилась на душистые соты.

Мед был густой, прозрачный. Маха с наслаждением отрывала переливчатые янтарные тянучки и проглатывала вместе с оцепеневшими пчелами. Наевшись до дурноты, разбойница не захотела покидать сладкую борть, опасаясь, что кто-нибудь другой воспользуется найденным ею кладом. Утолив жажду лежащим на сучьях снегом, лакомка нагребла под себя березовые листья с веников и, вдыхая пьянящий аромат, уснула.