Махатма Ганди

Полунагота. Она объединяла его с народом, с теми, у кого не было ничего. Своим телом он зримо, непосредственно примыкал к страданиям других, равно как и своими повторяющимися постами, которые дважды чуть не уморили его. Благодаря отсутствию признаков богатства на своем теле он становился таким же бедняком, как они, его нельзя было отличить от нищего, поскольку у него ничего не было. Применять в собственной жизни принципы, которым он учил: «верить и делать». Одно переходит в другое. Любить и разделять — это тоже сопряженные понятия. Переживать всем своим телом (а это единственный способ полностью проникнуться идеей), чувствовать своей плотью положение отверженных. Народ не ошибся, разглядев в его наготе выражение любви и доверия. Тагор смирился: «Махатма Ганди появился на пороге миллионов обездоленных в Индии, одетый, как они, говоря на их собственном языке… Кто еще так же безраздельно принимал огромные массы индийского народа, как собственную плоть и кровь!..Как только в двери Индии постучалась любовь, они распахнулись настежь. Всякая внутренняя скупость исчезла». Тагора восхищало «открытие самого себя через страну»: «Умы, изглоданные ложью, неспособны понять смысла великой любви, возженной в сердце народном любовью Махатмы».

Спорный символ

Пока народ вместе с Ганди восходил к вершинам любви, как реагировало британское правительство?

Поначалу оно притворялось глухим, полагая, что столь абсурдный план, как несотрудничество, рухнет сам собой. В апреле 1921 года лорд Рединг сменил лорда Челмсфорда на посту вице-короля. В сентябре братьев Али арестовали за разложение индийских войск. Тотчас был подписан манифест, призывающий каждого солдата или гражданского, работавшего на правительство, отказаться от своей должности.

Столкнувшись с мятежом, Великобритания пустила в ход мощный аргумент: послала в Индию принца Уэльского [178]. Вот тогда-то движение и показало всю свою мощь. Принца и его кортеж проигнорировали точно так же, как бойкотируемые английские товары: 17 ноября 1921 года состоялся массовый хартал, Бомбей словно вымер, принца и его свиту никто не встречал; протест ударил по символу королевской власти. Были даже беспорядки (58 погибших, 381 раненых). Увидев это, Ганди, который в тот день жег английский хлопок, решил голодать, пока беспорядки не прекратятся. Пять дней. Страсти улеглись.

Правительство решило применить репрессии. В декабре 1921-го — январе 1922 года около тридцати тысяч человек были брошены в тюрьмы, каждый день — в тюрьме и вне ее — индийцев наказывали кнутом. Ответ правительства был «суровым, диким, примитивным, жестоким», как выразился Ганди. Прессе зажали рот, собрания запретили. Однако националисты не унимались, требуя новых действий, со всех сторон осаждая Ганди, которого конгресс наделил в декабре 1921 года всей полнотой полномочий.

Тогда тот предложил начать массовую акцию гражданского неповиновения (которая была бы большой политической встряской), но в одном отдельно взятом регионе, а не в общенациональном масштабе: в районе Бардоли, в окрестностях города Сурат в штате Гуджарат. 1 февраля 1922 года, как обычно, Ганди учтиво поставил вице-короля в известность о своих планах. Нужно сделать выбор между «массовой акцией гражданского неповиновения и незаконными репрессиями против законных действий народа». На этот ультиматум было отвечено, что на самом деле выбор между отсутствием законов, с соответствующими последствиями, и «соблюдением принципов, лежащих в основе любого цивилизованного правления».

Бардоли: конечно, всего один регион, но зато дисциплинированный, полный решимости и ненасильственный. Но 5 февраля в Чаури-Чаура, небольшом городке за 1300 километров от Бардоли, разбушевавшаяся толпа разорвала на клочки и сожгла живьем полицейских, стрелявших по процессии после некоего инцидента, когда у них уже не было оружия. Известие об этом зверстве настолько потрясло Ганди, что он решил приостановить кампанию в Бардоли. И снова его послушали. Очередное доказательство необычайного морального авторитета, который он приобрел.