Махатма Ганди

Пирсон, который видел его в 1913 г. в Южной Африке, вспоминает о Франциске Ассизском. Он простодушен, как ребенок,[2] мягок и вежлив даже со своими противниками,[3] целомудренно правдив.[4] Он относится к себе со скромностью и щепетильностью, доходящими до того, что начинает казаться, будто он сам сомневается и хочет сказать: «я ошибся»; никогда не скрывает своих заблуждений, никогда не идет на компромисс, не прибегает ни к какой дипломатии, избегает ораторских эффектов или, верней, не думает о них,[5] питает отвращение к народным манифестациям, вызываемым его личностью, во время которых его слабая фигурка была бы наверное когда-нибудь раздавлена, если бы не его друг Маулана Шаукат Али, ограждающий его своим атлетическим телом; в буквальном смысле слова страдает от толпы, которая его обожает;[6] в глубине души питает недоверие к множеству и отвращение к мобократии, к разнузданной массе; он чувствует себя хорошо только среди немногих и счастлив только в одиночестве, прислушиваясь к still small voice (к слабому внутреннему голосу), который им повелевает…[7]

Таков человек, который поднял триста миллионов людей, поколебал Британскую Империю и в области человеческой политики положил начало движению, самому могущественному за два тысячелетия.

Его настоящее имя — Мохандас Карамшанд Ганди. Он родился в небольшом полу-независимом государстве, на северо-западе Индии, в Порбандаре, белом городе, на берегу Оманского моря, 2 октября 1869 г. Пылкое, живое племя, вчера еще находившееся в брожении из-за гражданских войн. Племя практичное, обладающее деловым чутьем и избороздившее со своими товарами все земли от Адена до Занзибара. Его дед и отец были оба премьер-министрами, оба были смещены за свою независимость, вынуждены были бежать, и жизни их угрожала опасность. Он происходил из богатой, интеллигентной, культурной среды, но не из высшей касты. Его родители были приверженцами школы индуизма Джайна; одним из великих принципов этой школы является Ахимза,[8] непротивление злу, которое ему суждено было победоносно утвердить в мире.

Для Джаинистов любовь в большей степени, чем разум, есть тот путь, который ведет к богу. Отец Махатмы не придавал никакой цены деньгам и мало оставил своим родным, растратив почти все на благотворительность. Мать, сурово религиозная, была индусской святой Елизаветой, соблюдала посты, творила милостыню, ухаживала за больными.

В семье регулярно читали Рамаяну. Его первоначальное воспитание было доверено одному брахману, который заставлял его повторять тексты из Вишну.[9] Но позднее он жаловался, что никогда не был хорошим знатоком санскрита: одна из его претензий против английского воспитания, которое привело его к утрате сокровищ родного языка. Но он очень начитан в индусских писаниях; однако, он читает Веды и Упанишады только в переводах.[10]

Он прошел через серьезный религиозный кризис в то время, когда был еще в школе. Горя возмущением против выродившегося и идолопоклоннического индуизма, он был — вообразил, что был — в течение некоторого времени атеистом. В своем безбожии он дошел с товарищами до того, что стал украдкой есть мясо (самое ужасное святотатство для индуса!). Он думал, что умрет от ужаса и отвращения.[11]

Женившись еще ребенком,[12] он уехал девятнадцати лег в Англию, чтобы завершить свое образование в Лондонском университете и в Школе Правоведения. Его мать не согласилась отпустить его прежде, чем не взяла с него трех обетов Джайна, которые предписывают воздержание от вина мяса и половых сношений.

Он приехал в Лондон в сентябре 1888 г. После первых месяцев неуверенности и разочарований он растратил по своей наивности много времени и денег, чтобы сделаться, как говорит сам, английским джентльменом, — он наложил на себя обязательство строгой жизни и сурового труда. Друзья познакомили его с библией; но еще не пришел его час понять ее. Он утомился первыми книгами и не пошел дальше исхода. Напротив, именно в Лондоне открыл он красоты Бхагавад Гиты. Он был опьянен ею. В ней был тот свет, в котором так нуждался маленький индусский изгнанник. Она вернула ему веру. Он признал, что «для него спасение было возможно лишь через индусскую религию».

Он вернулся в Индию в 1891 г. Печальное возвращение. Его мать только что умерла, и от него скрыли ее смерть. Он стал адвокатом при верховном суде в Бомбее. Несколько лет спустя, он счел своим долгом отказаться от этой профессии, которую считал безнравственной. Даже в то время, когда он занимался ею, он оставлял за собой право бросать дела, если обнаруживая в них что-нибудь несправедливое.