На границах Индии, в мусульманских пределах, был избит полицией и изувечен Абдул Гаффархан[270] — великий пуштунский вождь, крупная и замечательная личность, убежденный сторонник ненасилия, которого по этой причине называли «пограничным Ганди», однако он установил такую дисциплину, что даже провокации не поколебали самообладания: не произошло никаких серьезных беспорядков, тогда как в остальной Индии насилие вырвалось наружу, возможно, в качестве ответной реакции на терпеливое учение Ганди (и всё же, как говорит Неру, полученное от него за долгие годы воспитание дало замечательный результат: проявления расовой вражды были редки, толпа разделывалась с имуществом, не трогая людей). Репрессии, прикрытые непроницаемым покровом цензуры, продолжались: усмирив бунт, нужно было вырвать зло с корнем.
«Были созданы специальные трибуналы, избавленные от обычных правил процедуры… которые приговаривали тысячи людей к длительным срокам заключения и множество других — к смертной казни. Полиция… и всемогущие спецслужбы сделались главными органами в государстве. Они позволяли себе любые бесчинства и формы насилия… Огромное число студентов университетов подверглось наказаниям, тысячи молодых людей высекли… Целые деревни приговаривали к наказаниям от бичевания до смертной казни… С деревень требовали огромные суммы в качестве коллективного штрафа… Как удавалось выбить у несчастных голодных людей такие суммы — это другая история»[271].
К тому же в 1943 году в Бенгалии свирепствовал самый страшный голод за последнее столетие, поскольку реквизиция средств передвижения в пользу армии дезорганизовала распределение зерна: полтора миллиона смертей. Однако британские чиновники были по-прежнему уверены в своей правоте, неизменно вежливы и хорошо воспитаны, привержены букве закона. Стоит лишь почитать формальные и элегантные письма, адресованные лордом Линлитгоу Ганди, сидевшему в тюрьме. Так и представляешь себе это высшее руководство, заботящееся о поддержании ритуалов и дисциплины — единственных ценностей, сохранившихся в разваливающемся мире. «Словно фигурки в театре теней, они продолжали действовать, как в прошлом, стараясь произвести на нас впечатление сложным имперским протоколом, придворными церемониями, своим дурбаром и инвеститурами, своими парадами, ужинами и вечерними платьями, своими помпезными заявлениями»[272]. В Англии же царили напряженность и тревога, связанные с войной.
Тем временем Махатма, сидя в тюрьме, возмущался тем, что официальная пропаганда приписывает волну насилия в Индии заговору руководителей конгресса (которые якобы хотели помешать союзникам сражаться с Японией; гораздо вероятнее, беспорядки поддерживались террористическим подпольем, действовавшим уже много лет, к которому примкнули некоторые элементы в конгрессе). Это было «избиение истины», — сетовал он. Если бы его не арестовали так поспешно, он бы, напротив, предупредил эти приступы ярости, как он умел это делать; ни он, ни его коллеги не собирались прибегать к насилию ни на одном этапе кампании. И его бросили в тюрьму, даже не дав изложить свои планы и провести переговоры, тогда как он всегда старался делиться своими замыслами, разрываясь между стремлением к свободе для Индии и желанием не создавать затруднений правительству во время войны, и эта точка зрения могла восторжествовать… Узник из Пуны писал горькие письма индийскому вице-королю лорду Линлитгоу, которого некогда считал своим другом. А теперь этот друг сомневается в его словах и преданности ненасилию! Этого Ганди вынести уже не мог: он попытался утишить свою боль трехнедельным постом, который начался 10 февраля 1943 года. Ганди чуть не умер, толпы вышли на улицу, но всё напрасно: в глазах вице-короля его пост был просто политическим шантажом — это слово вбило новый клин между ним и индийской общественностью. Махатма, любимый горячо как никогда, оставался символом национальной идеи и непокорности.
С точки зрения Линлитгоу, события 1942 года окончились победой. Сам Неру признавался: «Индия проиграла в последнем поединке, когда важны были только сила и власть». Однако, как и две первые большие кампании — в 1920–1922 и 1930–1934 годах, — движение «Свободная Индия» дало мощный толчок, ускоривший уход англичан. Они оказались в ложном положении. Изнуренная военными усилиями, деморализованная беспощадной борьбой, которую Ганди и его товарищи вели 30 лет, к тому же обремененная долгом в 300 миллионов фунтов стерлингов перед Индией, Англия не могла торговаться с позиции силы. А тут и Черчилля, который, может быть, и продолжал бы борьбу, сняли с поста премьера: после выборов 1945 года к власти пришли Эттли и лейбористы. Война изменила карту мира и расстановку сил, но также и настроения. Колониальная эпоха отошла в прошлое. Новый вице-король лорд Уэйвелл[273] получил задание быстро осуществить переход к автономии.