Махинаторы. Кого ждет Колыма

Но чтобы так, но чтобы так…

А вообще-то классику надо бы знать, что Россия не захватывала, например, Украину, Грузию, Калмыкию и некоторые другие земли. Они сами пришли под Московскую руку.

А вот Америка оттяпала половину Мексики, не упустила французскую Флориду и в нашу Сибирь нагрянула в 1918 году не ради красивых пейзажей. Вот и спросил бы американцев: «Зачем?»

А что сказать об Англии, нахватавшей во всех концах планеты земель в пятьдесят раз больше, чем сама? Ну, правда, лет через триста за дальностью сих земель все вроде бы рассыпалось, но уж эти-то триста лет леди и джентльмены попили кровушки. Отсюда и благоденствие их. А Испания? Франция? Бельгия? Голландия? Германия?.. У всех потом рассыпалось, поскольку, говорю, земли-то за морями-океанами, а у России все под боком, рядом, путь пеший. Куда могла деться та же Украина, если бы не эта гниль, от которой вонь на весь мир?

Если еще сказать о премиях и о страхе, то надо заметить, что особенно большие премии дают ныне тем, кто к новостям вроде помянутых выше еще присовокупит, как Битов, и такое, например: «Когда начинают разговоры о том, было ли лучше при советской власти или сейчас, я точно знаю, что предпочту тому страху нынешнюю вонь и гниль». Вот ведь как! Пусть вонь! Пусть гниль! Пусть катастрофы, в которых гибнут соотечественники! Пусть пожары, в которых сгорела и собственная дача! Пусть я стал бомжом! Лишь бы не дрожать вместе с Сарновым от страха перед советской властью.

Очень ценятся в премиальных жюри также заявления такого рода: «К Шолохову я никак не отношусь. Я его и не читал никогда». Даже не читал, но почему-то уверяет, что «Толстой интереснее». Так ведь чтобы придти к такому выводу, надо сопоставить писателей, а для этого — прочитать обоих. Нет, говорит, читал только одного, но уверен за обоих.

О Толстом еще вот что: «Никто его по-настоящему не знает и не читал». Только Битов осилил. Только он знает по-настоящему: «Истинный Толстой — это его дневники». Кто спорит, дневники — очень важная часть творческого наследия гениального писателя. Но неужели так мало стоят его романы, повести, рассказы, публицистика? Чего, спрашивается, привязались к ним во всем мире деятели кино, театра, композиторы, художники. Ведь сколько фильмов по одному только роману «Война и мир» или по «Анне Карениной». Толстой-то сам однажды в старости сказал своему секретарю В.Ф.

Булгакову: «Война и мир» — самый глупый мой роман». Но Горькому похвастался о нем же: «Это — как «Илиада»! Ну, что взять с гения: что захочет, то и отмочит…

Битов признается: «Я давно уже не читатель…» Похоже, что очень, очень давно, может быть, даже с пионерского возраста. Только в таком незащищенном возрасте можно было поверить и, ничего больше не читая, донести до старости такую, например, где-то услышанную или прочитанную байку о русской литературе XIX века: «По рукам все рукописи ходили. И писали классики не для народа, а друг для друга. Пушкин — для Жуковского, Гоголь — для Пушкина и т. д.». Ну, во-первых, ясно же, что Битов не читал Пушкина, который прямо возглашал:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой…
Не зарастет народная тропа…
И долго буду тем любезен я народу…

Народу, а не Василию Андреевичу. Во-вторых, интересно, а кто, по мнению юбиляра, писал для Гоголя — не Хлестаков ли?..

* * *

Ничего не читавший, живущий слухами человек предстает перед нами и в рассуждениях Битова о советской литературе. Уверяет, например, что существовала «ужасная официальная литература». А что это — романы, повести, поэмы, на которых стоял гриф «Одобрено ЦК КПСС»? Привел бы хоть парочку примеров. Официальные творения — это конституция, указы, кодексы, дипломатические ноты и т. п., но это не литература, о которой идет речь.

А еще страшнее, говорит, была «секретарская литература». И опять — ни одного примера. Это произведения писателей, работавших секретарями Союзов писателей? Да, появлялись порой из-под пера некоторых секретарей такие, например, произведения, как роман «Грядущему веку». И я, не имея возможности напечатать статью о нем в Москве, постарался показать его убожество на страницах саратовской «Волги»? 7 за 1989 год. А что в это время делали вы, мультилауреат и беспощадный враг секретарской литературы?