Маки на стене

Допив кофе он направил свой Мерседес к ее окну. Потихоньку дождался прихода мужа. Отследил этот нелепый поцелуй в ручку и начал охотится за ее взглядом. Сначала в нем была все та же пустота, но затем, когда бородатый ушел, она украдкой достала телефон и прочитала его послание. Улыбнулась и начала быстро работать пальчиками. Александр достал трубу в ожидании послания. И оно действительно пришло спустя минуту.

…нам нужно встретиться, – только и гласила фраза. Потом пришла еще одна, с цифрами. Это означало, завтра опять нужно было отправляться на работу. И судя по цифрам, где-то в шесть часов вечера. Он прикинул и ответил так:

19:00 наше кафе.

 И поставив точку, на прощание посмотрел на нее. Она улыбнулась и спрятала телефон в сумочку.

Он, поехал домой.

***

Теперь она была естественной. Без грима, без макияжа, без парика. Смотрела на него, так просто. Как смотрят девочки на своих отцов вернувшихся с войны.

Между ними произошло четыре движения. Всего четыре.

Первое – он посмотрел на нее. Так спокойно и тихо посмотрел, как никто другой.  Как будто именно сейчас ему разрешат дотронуться к той неведомой пустоте, на которую смотрел в своем кафе, о которой читал и мечтал.  К пустоте из своего леденящего детства.

Второе – она закрыла глаза. Но и там в своей щемящей темноте она увидела его.

Третье – он  взял ее руку и положил в свою ладонь. И она провалилась, завязла как приманка в липкой паутине. Боясь усугубить свое положение лишним движением.  И жить, именно в эту секунду очень захотелось жить, жить, и жить.

Четвертое – он поцеловал ее.  И она сразу же все простила себе. Скрываемый от мужа блеск в глазах.  Ранний, придуманный уход с работы. Их встречу на вечерней станции метро. Поездка в его авто, куда-то за город. Его взгляд, свои мысли, его руки, губы. Она простила его себе.

Потом, после, он гладил ее плечи и целовал ее пальцы, и ей уже не было стыдно за то, что она захотела в этот вечер, захотела побыть женщиной.

– Ты замужем? – спросил он.

– Да, – тихо ответила она.

– Я знаю, но хочу тебе сказать, что-то очень нужное, ты должна знать.

– Что же это?  – она доверчиво окунулась в его омут.

– Я хорошо зарабатываю на жизнь. Просто, как бы это правильнее сказать, нетрадиционным, что ли способом.

– Мне плевать,– промурлыкала  она  и нежно посмотрела ему в глаза. Там был все тот же омут. Глубокий, холодный и любяще – беспощадный.

– Я убиваю людей.

– Мне плевать, – в той же интонации произнесла она и поцеловала его влажные губы. Ее пальчики теперь путешествовали по его лицу, исследуя морщинки и трещинки.

– Заказ мне передают в конверте. Я плохо знаю своего хозяина, но…

– Мне плевать, – нежно прошептала она на ушко.

Но он не унимался:

– Я помню его по детству. Тогда, после ледяной степи я впервые очутился в большом городе. Зимой, чуть не околел на вокзале. Хотелось есть, мне очень хотелось есть. Я умирал, какой раз по счету и не скажу даже.

– Главное что ты есть, – прошептала она и устроила свою голову у него на плече.

– Я хочу чтобы ты это понимала. Я встретил его когда погибал, погибал в прямом смысле этого слова.

– Я понимаю тебя, – промурлыкала она.

– Знаешь как выглядит смерть? Думаешь это старуха в черном плаще и острым инструментом наперевес?

– А это не так? – смущенно спросила она. И, как будто замерзнув прильнула к его плечу еще ближе. Обняла, прикрыла глаза и мягкой щекой провалилась в окутывающею теплоту.

– Ты такой теплый, – прошептала она, – я даже не верю что ты был способен когда либо замерзать.

– Что?  – как будто не совсем расслышав, переспросил он. Но она уже замолчала готовая слушать.

– Смерть как невеста, – запустив свои длинные пальцы в ее светлые волосы, продолжил он, – она приходит в лучшем своем платье. И ты смотришь на нее и взгляда оторвать не смеешь, не можешь. Как то, самое сокровенное, что может быть ждал всю свою жизнь. От ее глаз– леденящих, бездонных и манящих тебя. От ее рук – прохладных, ласковых, умелых. От ее слов…

И шепчет она тебе, – Любимый! И ты веришь ей, как ни одной женщине не верил. Он как мать, плохого не скажет, лишнего не даст, чужого не возьмет. Шепчет тебе на ухо, щекочет пухом, льет медом.

– А он?

– Он спас меня, – очень тихо произнес Саша и еще крепче обнял ее, – а затем научил всему и дал профессию. Я никогда не спорил, никогда не говорил лжи. Всегда делал так, как мне говорил он. Но лица его, я уже не помню. Когда он пристроил меня в школу, где меня обучали искусству смерти, от него изредка приходили короткие письма. Где он искренне просил всегда слушать только его.

– И ты всегда делал так?

– Всегда. Но внешности его не помню. Иногда я даже во сне пытался воспроизвести его образ, собрать калейдоскоп из маленьких осколков памяти. Нарисовать его лицо. Возможно он носил бороду, или мне это только приснилось.

– А другие сны, может он снился тебе раньше, в каком-нибудь другом сне?

– Нет, знаешь мне всегда сниться один и тот же сон. Особенно в последнее время. Тихая заводь у какой-то таежной деревни и мальчик, бегущий в лунной ночи. К маленькому деревянному ветхому мостку.

– Что же он делал там, этот твой мальчик?