Макиавелли

Удача и вправду сопутствовала Макиавелли всю жизнь, нередко под видом прекрасных спутниц: Кудряшки, остававшейся верной ему даже во времена невзгод (чем даже вызвала восхищение Веттори), Барберы Раффакани, любовницы и музы, вдохновившей Никколо на создание лучших произведений, и особенно многострадальной Мариетты. Макиавелли будет восхищаться преданностью жены, и в одном из последних писем из Имолы велит сыну Гвидо встретить супругу и добавит: «Я никогда так не хотел оказаться во Флоренции, как сейчас». С годами, несмотря на его частые сексуальные эскапады и благодаря ежедневным стараниям и сожительству и в горе, и в радости, их супружество, заключенное в угоду общественной условности, обернулось любовью и доверием. Что любопытно, как в первом завещании 1512 года, так и в последнем 1523 года опекуном своих детей — если на момент его смерти ни один из них не достигнет совершеннолетия — Никколо избрал жену, хотя был жив его брат Тотто и, кроме того, оставалось достаточно родственников мужского пола, подходивших для этой роль. [26]

В этой связи традиционный для завещаний термин «возлюбленная супруга» (uxori sua dilect"a) наделен более глубоким смыслом, нежели обычно. Если Фортуна выступала в образе женщины, то Макиавелли посчастливилось найти жену, которая вопреки его постулату из книги «Государь» в итоге сама его покорила и подчинила.

Глава 5 Избранник

Чезаре Борджиа считали жестоким, но жестокостью этой он усмирил Романью, восстановив мир и порядок. И если вдуматься, проявил тем самым больше милосердия, чем флорентийский народ, который, опасаясь обвинений в жестокости, позволил разрушить Пистойю.

Никколо Макиавелли о Чезаре Борджиа

«Слабость наших современников коренится в недостатке образования и невежестве, вследствие чего мудрость древних выглядит сегодня бесчеловечной и на практике неприменимой», — напишет Макиавелли в своих «Рассуждениях». Подобно всякому образованному человеку эпохи Возрождения, он был склонен искать ответы на злободневные вопросы в прошлом. Однако ему легко удавалось связать свое понимание прошлого с текущим опытом: в конце концов, Римская республика былых времен отыскала формулу искусного государственного управления методом проб и ошибок. Флорентийская республика, идеально сбалансированная, чтобы стать наследницей Рима, могла достичь величия, воспользовавшись уже проверенными методами. Хотя с 1501 по 1503 год вновь обретенная свобода Флоренции висела на волоске, впоследствии город преодолел один из тяжелейших в своей истории политических кризисов, и эти годы определят дальнейшее развитие политического мышления Никколо.

Внутренние и внешние угрозы, выпавшие на долю флорентийцев, были взаимосвязаны, и неудивительно, что Макиавелли — учитывая его должность — доведется выступить в роли спасителя своей страны. Не успел он вернуться из Франции, как ему пришлось заняться гражданской войной в Пистойе, давно назревшей, а с 1499 года нередко дававшей о себе знать жестокими погромами. Пистойя неизменно была для Флоренции источником неприятностей: город раздирали на части два враждующих семейства, Панчатики и Канчеллиери. Кроме того, многочисленные члены этих кланов и их сторонники контролировали большинство коммун в прилегающей местности, что в случае необходимости позволяло им набирать из числа местных жителей целую армию вооруженных наемников и вводить ее в город. Веками политическую жизнь Пистойи обусловливала яростная вражда между Панчатики и Канчеллиери, и ради сохранения власти над городом Флоренция считала целесообразным поддерживать это противостояние.

До 1494 года режим Медичи склонялся к семье Панчатики, и образование Флорентийской республики, разумеется, обернуло ход политических событий в пользу Канчеллиери. Однако впоследствии ситуация осложнилась, ибо несколько влиятельных флорентийских семей заключили в Пистойе союзы и соглашения, весьма отличные от заключаемых в самой Флоренции. В частности, Канчеллиери могли рассчитывать на поддержку преданных сторонников Медичи, то есть паллески (pallesci), [27]тогда как их противники выступили за Панчатики. В результате политика Флоренции в отношении Пистойи — и прежде не отличавшаяся внятностью — станет нерешительной и двусмысленной.

Еще больше ситуацию осложняло поведение соседей. Клан Вителли из Читта-ди-Кастелло имел прочные родственные связи с Панчатики, а после казни Паоло Вителли его брат Вителоццо, как утверждают, вербовал изгнанных представителей рода Панчатики на войну с пизанцами и в 1501 году даже направил своих солдат против Канчеллиери. В действительности обе фракции вполне могли превратить Пистойю в прибежище врагов республики — худший сценарий трудно было и вообразить.