Макиавелли. Очень краткое введение

Секрет, который знал Древний Рим – и забытый современным миром, – состоит в том, что роль религиозных институтов относительно достижения городом величия аналогична роли выдающейся личности. Следовательно, религия может служить для воодушевления, а если необходимо, и для устрашения рядовых граждан, для того, чтобы склонять их к исполнению интересов общества, а не собственной выгоды. Принципиальная точка зрения Макиавелли на то, как римлянам удалось достичь такой степени патриотизма, представлена в его размышлениях о покровительствах. Прежде чем начинать сражение, римские полководцы всегда объявляли о счастливых предзнаменованиях. Это побуждало войска идти на битву с полной уверенностью в победе – уверенность, которая вселялась virtu такой силы, что они почти всегда одерживали победу (233). Характерно, однако, что на Макиавелли в большей степени производит впечатление способ римлян использовать религию для устрашения своего народа, побуждая их действовать с той степенью virtu, которой никогда нельзя было бы достичь любым другим способом. Самый драматичный пример Макиавелли приводит в главе XI: «После того как Ганнибал разбил римлян в битве при Каннах, многие граждане, приведенные в отчаяние родными землями, решили покинуть Италию». Сципион, услышав об этом, «обнажил меч» и тем самым заставил их поклясться, что они останутся на родине. Результатом этого стала принудительно возникшая в них virtu : хотя не «любовь к своей стране и ее законам» побудила их остаться в Италии, но страх богопротивного клятвопреступления (224).

Идея о том, что воспитание в обществе богобоязненности должно приносить богатые плоды – славу государству – была не понаслышке знакома и современникам Макиавелли. Пример этому деятельность Савонаролы во Флоренции в 1490 году, когда он убеждал жителей города в том, что «он разговаривал с Господом» и тот дал ему знак, что вернет былое величие Флоренции в том случае, если граждане вновь обретут благочестие (226). Как бы там ни было, Макиавелли и сам отходит от своего мнения о важности религии и приверженности постулатам веры в двух вопросах. Во-первых, он не соглашается с причинами, которые вывел Савонарола, объясняя важность религии в политической жизни. Макиавелли менее всего заинтересован в вопросе истинности веры. Единственный предмет его внимания – это роль собственно религиозного чувства «в воодушевлении народа, в обращении людей к добру и отвращении их от зла». Он и оценивает разные религии только по их способности производить этот полезный эффект (224). Соответственно, Макиавелли делает вывод, что лидеры любого общества должны не только «принять и увеличить» все, что «способствует укреплению религиозного чувства» – Макиавелли настаивает, что правители обязаны поступать именно так, «даже если считают это неправильным» (227).

Другая отправная точка макиавеллевского взгляда на ортодоксальную религию связана с прагматическим подходом. Он сообщает, что, если оценивать стандартами, древняя религия римлян гораздо предпочтительнее христианской веры. Но это не причина тому, чтобы христианство не было понято «согласно с virtu » и не служило для «улучшения и укрепления» христианской общности. В действительности же оно использовалось таким образом, чтобы нивелировать необходимость свободы и энергичность жизни города. То есть оно почитало «смиренных в вере и созерцающих [15] мужей»; «понимало как величайшие блага смирение, пренебрежение человеческими вещами и презрение к тому, что касается человеческого»; не видело ценности «в великолепии ума, в силе тела» или в любом другом признаке доблестного, virtuoso , гражданина. Устанавливая такой, не от мира сего, образ превосходного человека, просто невозможно было продвинуть гражданскую славу; христианство фактически способствовало упадку и уничтожению великих наций, развращая их общественную жизнь. Как заключает Макиавелли – с иронией, заслуживающей называться обезьяньей, – цена, которую мы заплатили за факт, что христианство «показало нам истину и истинный путь», есть то, что оно «сделало мир слабым и обратило его в добычу безнравственных людей» (331).