А закончил Нази до боли знакомым рефреном: «И если вы все же надумаете мне ответить, это не будет смертным грехом», тем самым напомнив Никколо о том, как важно поддерживать добрые отношения, если он хочет, чтобы «честные, богобоязненные люди, пекущиеся о благе общества», оставались на его стороне. Если одни, подобно Нази, видя равнодушие Макиавелли, лишь пожимали плечами, другие, напротив, могли затаить на него обиду, в чем Никколо убедился на собственном опыте.
Остаток лета Макиавелли руководил формированием воинских подразделений, передвижениями войск и перевозкой припасов по флорентийским владениям. Пришло и длинное письмо от дона Мигеля де Кореллы: кондотьер пытался оправдаться, видимо, надеясь предотвратить свою отставку (возмущенные флорентийцы требовали его казни, чтобы впредь обезопасить себя от мстительного и обозленного врага — над городом все еще витал призрак Паоло Вителли).
Лишь раз рутинную работу Никколо прервала краткая поездка на юг Сиены в августе. Правительство поручило Макиавелли разузнать о приезде кардинала Бернардино Карвахаля, которого папа отправил в Германию для выяснения истинных намерений Максимилиана, но Никколо не сумел ничего разузнать, довольствуясь лишь слухами. Единственно, о чем можно было предположить, и с этим соглашались, по-видимому, все, и не только в Сиене, — это то, что Максимилиан намеревался выступить в Италию, поскольку рейхстаг уже проголосовал за начало сбора войск для проведения этой кампании. По ту сторону Альп сгущались тучи, и Флоренции нужно было найти тихую гавань на случай, если разразится буря.
С самого приезда ко двору императора Франческо Веттори столкнулся с массой сложностей, связанных главным образом с его ограниченными полномочиями, а также с полнейшим незнанием немецкого языка (отчасти проблему решала латынь, на которой говорили в папской курии, однако отсутствие языковых навыков не позволяло послу общаться с немецкими чиновниками в кулуарах, как он хотел). Император стремился получить от Флоренции финансовую помощь, и Веттори, хоть и отклонив наиболее абсурдные требования монарха, всерьез полагал, что 30 тысяч флоринов хватит, чтобы смягчить его враждебное отношение к республике. Однако выполнение поставленной Франческо задачи осложняли представители других итальянских государств, неустанно нашептывавших императору о том, что Флоренция платит Людовику XII, тем самым давая французам возможность удерживаться в Италии. Между тем, по непроверенным слухам, весьма заманчивое предложение Максимилиану поступило от Медичи, желавших заручиться его поддержкой и вернуть себе власть. Расстроенный Веттори попросил правительство заменить его другим, более подходящим послом, который сумел бы «провести переговоры и принять решение». Император урезал требуемую сумму до 50 тысяч дукатов, но желал получить их немедленно, заявив, что в противном случае пусть представитель Флоренции больше не показывается ему на глаза.
Такое требование поставило республику перед нелегким выбором: отправить посла и заплатить, оттолкнув от себя французов, или же не отправлять ни посла, ни денег и тем самым навлечь на себя гнев Максимилиана? Для принятия окончательного решения была созвана совещательная коллегия, которая постановила отправить ко двору императора Аламанно Сальвиати и Пьеро Гвиччардини, наделив обоих соответствующими дипломатическими полномочиями. Но Гвиччардини ехать отказался, заявив, что было бы глупо выводить из себя Людовика XII в обмен на призрачные посулы Максимилиана. После дальнейших дебатов члены коллегии отвергли предложение расширить полномочия Веттори, однако согласились предоставить ему новые, более детальные инструкции.
Содерини ждал удобного случая, чтобы загладить вину перед своим верным помощником Макиавелли. Сославшись на то, что передавать поручение Веттори через обычного курьера небезопасно, он предложил, чтобы Никколо лично передал Веттори решение коллегии. На этот раз оппоненты гонфалоньера не нашли поводов для возражений, хотя и заподозрили, что друзья Содерини поддержали кандидатуру его любимчика, поскольку были уверены, что тот передаст инструкции «согласно их замыслам и планам». Иными словами, гонфалоньер, который неизменно поддерживал французов, и теперь изо всех сил пытался угодить Людовику и воспрепятствовать союзу с Максимилианом.