Макинтош - Избранные работы

Такова, вообще говоря, причина, почему верующие не могут допускаться без разбора к трапезе Господней. Они сами должны быть чисты в учении и хождении и не состоять в общении с сектами, в которых иначе относятся к допущению к трапезе, при этом, пусть невольно, перебрасывая мостик к лжеучению.

Мы же всегда склонны прибегать к нашим "если" и "но" и советоваться с нашими чувствами, таким образом притупляя остроту меча Божьего. Но в большинстве случаев верующие почитают и прославляют Господа, если они во всем слушаются Его.

Престол и жертвенник

(Исаия 6,1–8)

В этом возвышенном отрывке из Писания мы видим два выдающихся предмета, а именно, престол и жертвенник, и, более того, мы наблюдаем действие этих двух предметов на душу пророка. Весь этот эпизод полон для нас интереса и наставления. Давайте же должным образом рассмотрим его!

"В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесённом, и края риз Его наполняли весь храм". Это было величественное и ошеломляющее зрелище. Это серьёзное дело для грешника — обнаружить себя стоящим пред престолом Бога с совестью, не удовлетворившей требования этого престола. Исаия обнаружил это. Сияние престола открыло ему его истинное состояние. И что это было за сияние? Это была нравственная слава Христа, как мы читаем в Евангелии от Иоанна: "Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем" (гл. 12,41). Христос является тем совершенным мерилом, которым каждый должен измерять себя. Не имеет значения, что я думаю о себе или что обо мне думают другие; вопрос заключается в том, каков я перед лицом Христа. Закон может сказать мне, каким я должен быть, совесть — каким я не должен быть, но только когда яркие лучи нравственной славы Христовой озарят все вокруг меня, только тогда я смогу прийти к истинной оценке того, чем я являюсь. Только тогда откроются уголки моего сердца, обнаружатся тайные мотивы действий, обнажится моё истинное состояние.

Но читатель, возможно, спросит: "Что вы подразумеваете под нравственной славой Христовой?" Я имею в виду тот свет, который исходит от Него во всех Его путях, когда Он был здесь, в этом тёмном мире. Именно этот свет выявил человека, раскрыл то, чем он является, и осветил все, что было в нем. Никто не может избежать действия этого света. Это совершенное сияние Божественной чистоты, в виду которого Серафимы могли лишь восклицать: "Свят! Свят, Свят!"

Так следует ли нам удивляться тому, что когда Исаия увидел себя в сиянии этой славы, то он воскликнул: "Горе мне! погиб я!"? Нет, это было естественным возгласом того, в чьё самое сердце проник свет, который все делает совершенно явным.

У нас нет причин предполагать, что Исаия был в каких-то отношениях хуже, чем его ближние. Нам не сообщается, что перечень его грехов был тяжелее или мрачнее, чем перечни грехов тысяч людей вокруг него. Но помни, мой читатель, умоляю тебя, помни, что там, где стоял пророк, он воскликнул: "Горе мне!" Это случилось не у подножия огненной горы, где посреди громов и молний, тьмы и бури было выражено служение смерти и осуждения. Не там он стоял, хотя даже там Моисей был вынужден сказать: "Я в страхе и трепете" Но это произошло перед лицом славы Христовой, Бога Израилева, где наш пророк увидел себя "нечистым" и "погибшим". Таково было его состояние в свете, раскрывающем людей и предметы такими, каковы они есть.

"Я погиб" Он не говорит: "Горе мне! Я не тот, кем я должен быть" Нет, он увидел нечто большее, чем это. Он был выявлен силой того света, который достигает самых глубоких уголков души и раскрывает "помышления и намерения сердечные". Исаия никогда прежде не видел себя в таком свете, не измерял себя такой мерой, не взвешивал себя на таких весах. Он "видел Господа, сидящего на престоле высоком и превознесённом". Он увидел себя беспомощным, виновным и погибшим грешником в неизмеримом удалении от этого престола и от Благословенного, Сидящего на нем. Он слышал восклицание Серафимов: "Свят, Свят, Свят!"; и единственный ответ, который мог исторгнуться из глубины его сокрушённого сердца, был: "Нечист, нечист, нечист!" Он созерцал море греха и нечистоты, отделяющих его от Господа, перебраться через которое не помогли бы ему никакие усилия. Таково было его положение в тот страшный момент, когда он издал вопль истинно осуждённой души: "Горе мне!" Он был полностью поглощён одной-единственной мыслью, а именно мыслью о своей полной погибели. Он почувствовал себя погибшим. Он не думал о том, чтобы сравнивать себя с другими, не пытался найти грешников, которые ещё хуже, чем он. Нет! Божественно осуждённая душа никогда не думает о подобном. В ней господствует лишь одна великая мысль, и эта мысль выражена словами: "Погиб я!"