Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

А вот что писалось в другой газете: «Что касается Новой Гвинеи, то голландцы давно уже заявили свои притязания на западную часть острова, а в 1871 году на южном берегу высадились лондонские «миссионеры» и вслед за ними появились там же искатели золота из Австралии. Наконец, в последнее время к берегам Новой Гвинеи отправилась английская разведочная экспедиция, и не может быть сомнения, что независимость острова подвержена большой опасности.

Если посреди всех разнообразных своекорыстных интересов, которые сталкиваются теперь на Новой Гвинее, нашему соотечественнику Миклухо-Маклаю удастся сплотить в одно целое разбросанное население северо-восточного берега и образовать самостоятельную колонию, это будет, во всяком случае, большая заслуга перед человечеством... Для нас же может быть утешительной мысль, что представителем бескорыстных истинно человеческих стремлений в этих далёких странах является русский гражданин».

Посещая отдалённые папуасские селения, Миклухо-Маклай не только проводил научные исследования, но и стремился оконтурить границы будущего Папуасского союза: в дальних селениях прибивал на видном месте к наиболее крупному дереву медную пластинку со своим именем.

Однако создать в одиночку нечто подобное новому государству невозможно. Европейские страны, которые были не прочь сделать Новую Гвинею своей колонией, знали о намерениях хорошо им известного учёного и путешественника Миклухо-Маклая и полагали, по-видимому, что он представляет в этих краях интересы Российской империи.

В действительности ситуация была иной. Его финансовое положение катастрофическое: сплошные долги. Русское географическое общество не имело права расходовать предоставляемые ему средства на политические мероприятия. А Миклухо-Маклай с излишней прямотой изложил в письме в Россию причины своей экспедиции: «Я держу слово и возвращаюсь в Новую Гвинею не единственно как естествоиспытатель, а также как и «покровитель» моих чёрных друзей Берега Маклая... решился защищать, насколько могу, их правое дело: их независимость в случае европейского вторжения (которого неминуемое следствие — гибель туземцев)».

Некоторые высказывания Миклухо-Маклая были в России расценены как подтверждение того, что он вместо научных занятий перешёл к организационно-политическим. Откровенность учёного, по словам секретаря Географического общества Ф. Р. Остен-Сакена, «так хорошо характеризует всё его существо, пламенную душу и вместе с тем крайнюю непрактичность».

Была и ещё одна веская причина забвения российским обществом имени Миклухо-Маклая: вспыхнувшая русско-турецкая война отвлекла общественное мнение от «посторонних» тем.

Людская молва, как волна, способна вознести высоко, прославить громогласно, а затем низвергнуть недавно ещё знаменитого человека в полное забвение. Так произошло с Миклухо-Маклаем. Вдали от родины, больной, на пределе физических сил, без средств к существованию, в долгах, он был обречён, казалось, на нищету и беззвестность...

Осенью 1879 года газета «Голос» опубликовала взволнованное письмо итальянского ботаника и путешественника О. Беккари. В письме рассказывалось о встрече с Миклухо-Маклаем, находившимся в весьма неудовлетворительном физическом и моральном состоянии. По словам Беккари, коллекции, рисунки, записи, материалы долгих исследований русского учёного, запакованные в ящики, находятся в руках нескольких банкиров и купцов, — как залог неоплаченных долгов.

«Необходимо сделать всё, чтоб сохранить науке такого человека и такие труды, а родине его — честь считать его в числе своих сынов», — писал Беккари.