Маковое Море

Нил слушал монотонную речь, и ему казалось, что слова судьи тоже превращаются в пылинки, которые вливаются в белое облачко над париком. За время усердного изучения английского Нил перелопатил такое множество текстов, что без всякого труда мысленно превращал речь в письмо, чем сейчас и занимался. Результатом сего упражнения было то, что слова теряли конкретику, но обретали утешительную абстракцию, далекую от нынешних обстоятельств, как воды Уиндермира и галька Кентербери. Судья все говорил и говорил, и слова его казались камушками, падающими на дно глубокого колодца.

— Нил Раттан Халдер! — Мистер Кендалбуш поднял пачку бумаг. — Несмотря на вашу греховную порочность, вы имеете немало сторонников и защитников: суд получил ходатайства за вас, подписанные представителями местной знати и даже кое-кем из англичан. Поступили также петиции тех, кто искушен в законах вашей религии, они утверждают, что человека вашей касты и положения нельзя судить как простого смертного. Вдобавок неслыханный шаг присяжных: они доверили вас милосердию суда.

Мистер Кендалбуш небрежно бросил бумаги на стол.

— Заметим, что больше всего мы ценим рекомендации присяжных заседателей, ибо они понимают местные обычаи и, вероятно, учитывают смягчающие обстоятельства, ускользнувшие от внимания судьи. Поверьте, я тщательно изучил все представленные документы, надеясь отыскать веские причины для того, чтобы сойти с прямой тропы правосудия. Признаюсь, усилия мои были тщетны: ни в одном ходатайстве, поручительстве или прошении я не нашел оснований для смягчения наказания. Взгляните сами: ученые мужи, сведущие в вашей религии, утверждают, что человека вашего положения нельзя подвергать некоторым наказаниям, ибо они аукнутся лишением касты его невиновной супруги и детей. Вполне допускаю необходимость увязки законности и местных религиозных установлений там, где это согласуется с правосудием. Но мы не можем счесть достойным утверждение, что человек высшей касты должен понести менее суровое наказание, чем кто-либо другой. Такой подход абсолютно не совместим с английским правосудием, в основе которого лежит принцип: перед законом все равны…

Слова его показались настолько абсурдными, что Нил опустил голову, скрывая улыбку. Если суд над ним что-то и доказывал, то лишь обратное принципу равенства, который столь усердно провозглашал судья. Разбирательство выявило до смешного простую истину: в этой системе правосудия именно англичане — мистер Бернэм и ему подобные — уходили от закона, который применяли к другим, именно они стали в мире новыми браминами.

Внезапно в зале наступила мертвая тишина; Нил поднял голову и увидел устремленный на него взгляд судьи.

— Нил Раттан Халдер! В ходатайстве нас просят смягчить приговор на том основании, что вы богатый человек, что ваша невинная молодая семья лишится касты и будет подвергнута остракизму со стороны родичей. Что касается последнего, я слишком уважаю местные нравы, чтобы поверить, будто ваши родственники станут руководствоваться столь ошибочным принципом, но в любом случае это обстоятельство не может повлиять на нашу трактовку закона. Что до вашего богатства и положения в обществе, то в наших глазах они лишь отягощают ваш проступок. Чтобы вынести вам приговор, я должен сделать простой выбор — либо неукоснительно следовать закону, либо официально признать, что в Индии существует группа людей, которым дозволено безнаказанно совершать преступления.

Так оно и есть, подумал Нил, и один из них ты, но не я.

— Не хочу усугублять ваши страдания и скажу лишь, что ни одно из ходатайств не дает никаких оснований для отступления от закона. Недавние прецеденты в Англии и вашей стране установили, что подлог — преступление, за которое конфискация имущества не является достаточным наказанием, а потому еще предусмотрена ссылка на срок, определяемый судом. Учитывая вышеизложенное, суд выносит приговор: вся ваша собственность будет изъята и продана для покрытия долгов, а вы подлежите высылке на остров Маврикий, где не менее семи лет проведете в исправительном поселении. Зарегистрировано июля двадцатого дня, в год одна тысяча восемьсот тридцать восьмой от рождества Господа нашего…

* * *

Благодаря невиданной силе Калуа стал самым ценным гребцом, и только ему дозволялось безочередно садиться за весла. Сия привилегия чрезвычайно ему льстила, а тяготы гребли с лихвой окупались пребыванием на палубе, откуда открывался вид на омытые дождем берега. Названия городов — Патна, Бахтиярпур, Тегра — весьма его впечатляли, и для него стало игрой отсчитывать количество гребков от одного селения до другого. Едва на горизонте появлялись дома очередного городка, он сбегал вниз и сообщал Дити: Барауни! Мунгер! Женский закуток мог похвастать несправедливо щедрым обилием иллюминаторов — по одному на каждом борте. После доклада Калуа женщины ненадолго их открывали и разглядывали приближавшееся поселение.