Маковое Море

— Странно, да? — опять усмехнулся А-Фатт. — Отец велел учиться.

— Зачем?

— Он хотел, чтоб я стать как англичанин. Уметь все, что надо джентльмен, — гребля, охота, крикет. Но в Гуанчжоу нет охоты и полей для крикета, а в лодке гребет слуга. Поэтому он велел учиться боксу.

— Значит, ты жил с отцом?

— Нет. С бабушкой. В лодке.

Вообще-то судно являло собой плавучую кухню: на широком носу мыли посуду и разделывали свиней; в надстройке под бамбуковой крышей был устроен камбуз, где стояла четырехглазая печка, а в центре лодки под навесом располагались столики и лавки для клиентов. На высокой квадратной корме уселась двухъярусная халупа, в которой жили А-Фатт, мать и бабушка, а также наезжавшие в гости родственники.

Лодку-кухню подарил отец, что позволило семье, до рождения мальчика ютившейся в крохотной лодчонке, на ступень подняться в общественной иерархии. Чувствуя свою вину перед незаконнорожденным сыном, Барри был готов на большее и охотно купил бы дом в городе или окрестной деревеньке, но воспитанная рекой китайская семья сушу не жаловала. Зная об этом, Барри не перечил, хотя дал понять, что лучше бы они обзавелись чем-нибудь более престижным — например, ярким прогулочным баркасом, которым он мог бы похвастать перед своим компрадором Чункуа. Однако Чимей и ее матушка были весьма расчетливы, а потому жилье, не приносящее дохода, виделось им чем-то бесполезным вроде яловой свиноматки. Обе настояли на покупке лодки-кухни и пришвартовали ее на виду у фактории «белоголовых», из окон которой был хорошо виден А-Фатт, приставленный обслуживать клиентов, едва он научился ходить по покатой палубе.

— Ну ты ловкач, Барри! — посмеивались соплеменники. — Пристроил сынка в лодочники! Стало быть, дочкам в Бомбее — особняки, а ублюдку — ничего? Верно, он нам чужой, но как-то оно не того, а? Нельзя просто забыть о нем…

Это было несправедливо, поскольку и сородичи, и все другие видели, что Барри — заботливый неуемный отец, который мечтает, чтобы его единственный сын обрел положение в обществе и стал эрудированным, деятельным и воспитанным джентльменом, извергающим мужественность, точно кит фонтаны воды. Поскольку школы не принимали незаконного отпрыска лодочницы, Барри нанял частных учителей, чтобы те, обучив мальчика грамоте на китайском и английском, открыли ему путь к карьере переводчика. В Кантоне было много никудышных толмачей, превзойти которых и сделать себе имя не составило бы труда.

Отыскать учителей, кто согласился бы преподавать на китайской лодке-кухне, было непросто, но благодаря протекции Чункуа они нашлись. А-Фатт учился охотно, с каждым годом перечень его достижений становился все длиннее, а каллиграфия все изящнее. Из Бомбея Барри привозил шикарные гостинцы компрадору, приглядывавшему за успехами его сына, а тот обычно отдаривался книгой для мальчика.

На тринадцатый день рожденья А-Фатт получил роскошное издание знаменитого романа «Путешествие на Запад».^[71]

Услышав перевод названия, Барри воодушевился:

— Пусть читает о Европе и Америке, это полезно. Когда-нибудь я его туда отправлю.

Смущенный Чункуа разъяснил, что речь здесь о другом, ближнем Западе: мол, книга повествует о родине мистера Модди — Хиндустане, или, как его именовали в древних рукописях, Джамбудвипе.

— Вот как?

Барри сник, однако передал сыну подарок, еще не подозревая, что вскоре в этом раскается. Позже он пришел к мнению, что именно книга виновата в капризе мальчика: «Хочу на Запад».

При каждой встрече А-Фатт умолял отца о поездке на его родину. Но это была единственная прихоть, которую Барри не мог исполнить. Даже на секунду невозможно вообразить, что мальчик сядет на принадлежащий тестю корабль, а затем по сходням сойдет в толпу встречающих родственников, и он, Барри, представит теще, жене и дочерям, для которых Кантон был лишь источником великолепных шелков, красивых вееров и потоков серебра, живое свидетельство своей другой жизни. Нет, это равносильно тому, чтобы на паркет особняка на Черчгейт выпустить полчище термитов. Соплеменники в Кантоне знали о мальчике, но Барри вполне мог положиться на их молчание — в конце концов, он не единственный, кто за долгие месяцы ссылки изменял холостяцкому образу жизни. Даже если какой слушок достигал ушей домашних, никто не обращал на него внимания, ибо улики были надежно спрятаны. А вот если вернуться с мальчиком, тогда храм поклонников Заратуштры исторгнет пламя скандала, которое испепелит прелюбодея, оставив его без всяких средств существования.

— Послушай меня, сынок, — говорил Барри. — Этот «Запад», что тебе втемяшился, всего лишь выдумки старой глупой книги. Вот подрастешь, и я отправлю тебя на подлинный Запад — во Францию, Америку или Англию, где живут цивилизованные люди. Там ты станешь принцем или господином, что охотится на лис. Не думай о Хиндустане, забудь о нем. Ничего хорошего тебя там не ждет.

— И он был прав, — сказал А-Фатт. — Добра не вышло.

— Почему? Что ты сделал?

— Кража. Воровал.

— Где? Когда?

А-Фатт отвернулся, спрятав лицо.

— Другой раз, — глухо ответил он. — Не сейчас.

*