Маковое Море

Нил взял ее за подбородок:

— В чем дело? Ну-ка, ну-ка… Что у тебя на уме?

— Даже не знаю, как сказать… — Пальчики Элокеши принялись расстегивать костяные запонки, наискось бежавшие по груди его курты.^[16] — Представляешь, что сказали мои девушки, увидев твое громадное поместье? Госпожа, попросите у раджи немного земли — вам же надо где-то поселить родственников… Да и о собственной старости нужно подумать.

— От твоих девушек одни неприятности, — раздраженно фыркнул раджа. — Лучше бы ты их прогнала.

— Они обо мне заботятся, только и всего, — промурлыкала Элокеши, заплетая косички из поросли на его груди. — Что дурного, если раджа даст землю своей содержанке? Твой отец всегда так поступал. Говорят, его женщинам стоило попросить, и они тотчас получали украшения, шали и службу для родичей…

— Ну да, — криво усмехнулся Нил. — И родичам платили жалованье, даже если их ловили на воровстве.

Пальчики пробежали по его губам.

— Видишь ли, он знал цену любви.

— Ясно, в отличие от меня.

Потомок рода Халдеров и впрямь жил весьма скромно: обходился единственной каретой с парой лошадей и умещался в одном непритязательном крыле семейного особняка. Не такой сладострастник, как отец, он не имел других любовниц, кроме Элокеши, однако на нее свою любовь расточал без остатка, а его отношения с женой не выходили за общепринятые рамки исполнения супружеского долга.

— Неужели ты не понимаешь, Элокеши? — грустно сказал Нил. — На жизнь, какую вел отец, денег требуется больше, чем может дать имение.

Любовница вдруг обеспокоилась, в глазах ее вспыхнул интерес:

— То есть? Всем известно, что твой отец был одним из богатейших людей города.

Раджа напрягся:

— Лотос растет и в мелком пруду.

Элокеши отдернула руку и выпрямилась.

— Что ты имеешь в виду? Объясни.

Нил понял, что и так уже сказал слишком много; он улыбнулся и скользнул рукой под блузу любовницы.

— Ничего, пустяки.

Иногда ужасно хотелось рассказать ей о проблемах, доставшихся от отца, но раджа слишком хорошо ее знал: если Элокеши проведает, насколько велики его затруднения, она предпримет кое-какие меры. И дело не в ее алчности, нет, просто она, несмотря на все свое жеманство, чувствует ответственность за тех, кто от нее зависит. В этом они похожи. Нил пожалел, что проговорился об отце и преждевременно дал повод для тревоги.

— Не бери в голову, Элокеши. Какая тебе разница?

— Нет, скажи. — Она вновь повалила раджу на подушки. Калькуттская гадалка уведомила ее о финансовых неприятностях заминдара. Тогда она не придала этому значения, но сейчас почувствовала: что-то и впрямь неладно; возможно, надо пересмотреть свои варианты. — Говори. Последнее время ты ужасно задумчивый. Что случилось?

— Тебе не о чем беспокоиться. — Раджа не лгал: при любом обороте дел он позаботится, чтобы она была обеспечена. — Тебе, твоим девушкам и твоему дому ничто не грозит…

Его перебил голос камердинера, яростно препиравшегося с девицами: Паримал требовал, чтобы его впустили, но преданные служанки грудью встали на его пути.

Нил поспешно укрыл Элокеши и крикнул:

— Пусть войдет!

Камердинер шагнул в каюту, старательно отводя взгляд от холма на кровати.

— Господин, саибы охотно придут. Они будут здесь сразу после заката.

— Превосходно. Устрой все как при отце, я хочу угостить их на славу.

Паримал испугался, ибо раньше хозяин таких приказов не отдавал.

— Но как устроить, господин? В столь короткий срок… Из чего?

— У нас есть шампанское и красное вино. Ты сам все знаешь.

Дождавшись, когда дверь закроется, Элокеши сбросила покрывало:

— Что такое? Кто придет? Что надо устроить?

Нил рассмеялся и притянул ее к себе:

— Ты задаешь слишком много вопросов. Бап-ре-бап! Пока довольно!

*

От неожиданного приглашения на обед мистер Дафти стал болтлив и пустился в воспоминания. Опершись на перила, они с Захарием стояли на палубе.